Пять баксов для доктора Брауна. Книга 3
Шрифт:
— Но почему нельзя оставить мой настоящий возраст? — поинтересовался Саммерс.
Фокс обернулся.
— А я думал, вы догадались.
— Не делайте из меня большего дурака, чем надо. Я прекрасно понял, что речь идет о даме.
— О барышне. Вы должны будете покорить ее сердце.
— Э-э-э….
— Этическая сторона вопроса целиком в вашем распоряжении, — Фокс мягко улыбнулся. — Вы сделаете то, что считаете нужным, но юная особа должна ходить за вами по пятам, и, следовательно, увлечь за собой отца.
Саммерс пожал плечами.
— Сколько лет? — поинтересовался он. — Шестнадцать? Семнадцать?
— Четырнадцать, — тон Фокса был мрачен. — Вандерер дьявольски подозрителен, умен и в состоянии предусмотреть любые эксцессы. Но дочь — его сокровище. Она наш единственный шанс, господа.
— Четырнадцать? — ахнул коммерсант. — И она едет в экспедицию? А как же школа?
— Вы забываете, что она дочь миллионера, — усмехнулся мсье Паркур. — Эта барышня может себе позволить ехать туда, куда ей заблагорассудится и тогда, когда ей это заблагорассудится.
— Да, но раскопки… — возразил коммерсант. — Не самое, мягко говоря, подходящее место для девочки.
— Ее отец полагает, что юной барышне следует быть самостоятельной. Я ведь говорил вам: он почти ни в чем не может ей отказать.
— К тому же, скоро рождественские каникулы, — добавил профессор.
Саммерс молчал.
— Для большинства молодых леди этого возраста тридцатилетний мужчина — глубокий старик, — продолжал Фокс. — Я постараюсь сделать вас моложе, насколько это возможно. Впрочем, судя по всему, вы ей понравитесь.
— Почему именно я?
Фокс закинул ногу за ногу.
— Эта отважная особа уговорила своего отца взять ее с собой, несмотря на протест матери, и также несмотря на все тяготы и лишения, которым придется подвергнуться в лагере археологов. Случалось вам бывать в Египте? Нет? Тогда вы узнаете все на собственном опыте. Поверьте, это очень смелый поступок для девушки. Смелый до безрассудства. А знаете, зачем она это сделала? Ей интересно. Она могла бы жить в комфортабельном отеле, посещать вечеринки и играть в теннис, но предпочла своими глазами увидеть раскопки. Теперь, я полагаю, вы понимаете.
Фокс помолчал и добавил:
— Страшно даже предположить, как будем выглядеть мы все в случае раскрытия маскарада.
— У вас по-прежнему нелады с законом? — поинтересовался коммерсант.
— Точно не знаю, — отозвался авантюрист, — но прояснять этот вопрос не рискну. Мсье Морган был человеком злопамятным, так что можете представить, как вы будете прекрасны в качестве моего подельника. Это помимо вашего собственного послужного списка.
Саммерс даже хвастаться не стал.
— Правда, — добавил Фокс, — каким бы тяжким не было ваше наказание, это пустяк в сравнении с тем, что будет угрожать мне.
— Бросьте, Алекс, — поморщился профессор. — Вы просто волнуетесь. Все пройдет прекрасно. Как все, что вы делаете.
— В таком случае, может быть, стоит изменить легенду? — предложил Джейк.
Фокс минутку подумал.
— Нет, — он покачал головой. — Сумасбродная тетка с племянником — блестящее прикрытие. Фарс, водевиль, который отвлечет публику от того, что ей видеть не следует. Так что вы уж постарайтесь не подвести свою тетю… Ральф. Ну, а чтобы роль была сыграна особенно удачно, я намерен сводить вас обоих в кинематограф. «Тетушка Чарли» [5] бессмертна. Эта вещь — как раз то, что нам нужно для вдохновения.
5
Кое-что о тетушке Чарли
…я старый солдат и не умею говорить, но когда я вас вижу, я чувствую себя странником, который идет без конца, пока не найдет на благоухающем лугу нежную фиалку.
Пьеса английского драматурга Томаса Брэндона, которую не только Фокс, Саммерс и профессор Найтли знают и любят, также хорошо известна нам по фильму «Здравствуйте, я ваша тетя!». Называется она «Тетушка Чарли» или, как писали в русском переводе конца 19 века, «Тетка Чарлэя».
С 1911 года по 2006-й — около сорока экранизаций в разных странах по самым небрежным подсчетам. Количество театральных постановок не поддается исчислению. Словом, это вам не просто какая-нибудь тетка.
Если позволите, мы оставим Чарли Чарлэем.
Итак, «Тетка Чарлэя».
Премьера этой пьесы состоялась 29 февраля 1892 года в лондонском Королевском театре. Зал не вмещал всех желающих и через несколько недель постановку перенесли в более просторный «Roylaty». Оттуда — в знаменитный на всю Европу «Globe». Следом появился бродвейский мюзикл и, наконец, последовал взрыв: не было в мире уважающего себя театра, который обошелся бы без донны д’Альвадорец из Бразилии, где много диких обезьян.
Остановимся ненадолго на обезьянах. Дело в том, что в оригинале знаменитая фраза звучала как «…из Бразилии, откуда привозят орехи» и была популярным каламбуром, означавшим: «…откуда берутся придурки». Но когда пьесу стали переводить, игра слов пропала. Следовало придумать нечто другое. Мы не смогли узнать, кому первому пришло в голову сыграть на невежестве широких масс, как попугаи повторяющих однажды услышанные фразы, но человек этот явно был гений. В русском переводе уже «из Бразилии, где водятся дикие обезьяны». Согласитесь, что то, как темпераментно произносит эта волшебная фраза в фильме — достойная оправа бриллианту.
Небольшое разочарование для русского читателя (он же зритель): «донна Р-р-роза» на самом деле донна Люция. Мы ввернули его специально, чтобы перейти к главному.
Главное состоит в том, что мы знаем фарс о тетушке Чарли. В оригинале это водевиль.
— Водевиль? — недоуменно поднимет брови читатель. — Вы хотите сказать, с традиционным хэппи-эндом? Да ну, после «Здравствуйте, я ваша тетя!» какой еще водевиль.
Мы тоже так думали.
Но помните гениального Калягина в роли Бабса Баберлея? Помните, как беспощадно грустен взгляд этого человека? Как он оказывается философом и как счастливый финал оказывается не более, чем сном?
Мы не будем настаивать, что оригинал лучше. Тем более, в этом случае мы скажем неправду. Мы просто поговорим об оригинале.
Вспомнили, как в фильме Бабс провожает взглядом автомобиль, увозящий мисс Эллу Делэй? А взгляды, которыми обменялись эти двое? Вспомнили? Так вот, в пьесе фигурирует не нищий бродяга, а обеспеченный лорд Бабс Баберлей.
— Что? — сказали мы, когда об этом узнали. — Какой еще лорд. Зачем лорд? Кому он нужен, лорд?
И стали читать уже без всякого настроения. Потому что невозможно сделать историю острой, когда в ней фигурирует лорд с кучей денег. Даже не смешно. Забавно, но не более.
ФРЭНСИС. Донна Люция, как вы думаете, что может быть высшей утехой страннику?
БАБС. Рюмка коньяку.
БАБС: Ты, слышал, как он меня называл, а?
ДЖЭК. Да, нежная фиалка!
БАБС. И на благоухающем лугу. Мне это очень понравилось!
ДЖЭК. Почему ты ему сразу не отказал?
БАБС. Надо же мне было его немножко помучить. Я себя вел, как самая приличная дама!
Один из интересных моментов: «Кукарача», которую в фильме поет актриса Татьяна Васильева, вошла в моду в 1920-е годы — куда и перенесено действие пьесы.
«Любовь и бедность» тоже в оригинале отсутствует. Хоть это и очень жаль. Но что же тогда было в пьесе 1892-го? Вот это:
ЭННИ … О да, сыграйте нам пожалуйста что-нибудь мелодичное, печальное!
БАБС. Вы хотите сказать что-нибудь возбуждающее, бравурное? Например тарарабумбию!
Нам это знакомо, да? Мы это встречали у… у Чехова?
Точно. «Тарарабумбия, сижу на тумбе я», что звучит сначала как «убедительное слово» военного доктора в рассказе «Володя большой и Володя маленький», а затем в пьесе «Три сестры» — модная во времена fin de si`ecle шансонетка. Взялась она из многочисленных историй о популярной фигуре конца восемнадцатого века — Тарраре. Этот французский солдат и балаганный актер прославился не воинской доблестью и не актерским дарованием, но фантастическим обжорством. Если бы его видел Рабле! Но Рабле к тому времени уже две с лишним сотни лет, как умер, а вот публика очень любила представления эксцентричного обжоры. Не каждый день увидишь, как за один присест пожирают буквально «три подушки, две скамейки и с едою чемодан». Таррар был героем анекдотов, газетных карикатур, мюзик-холлов.
Сама тарарабумбия представляет собой, как бы сказать поприличнее, некое звукоподражение тому процессу, который неизбежен у тех, кто съел больше положенного. В шансонетках этот процесс изображался так:
«Бом-бом-тарар!» или: «Таррар-бом!»
Русский перевод одной такой песенки, который как раз и цитирует Чехов, звучал так:
Тарарабумбия, Сижу на тумбе я, И горько плачу я, Что мало значу я. Сижу невесел я И ножки свесил я. Тарарабумбия Сижу на тумбе я…Но, черт возьми, если не было бездомного Бабса, позаиствовавшего дамские юбки, чтобы спастись от полиции, откуда тогда необходимость истории с переодеванием? Почему тетушка?
А вот почему.
Оксфордское общежитие. Студент Чарлэй Уайкам, получает телеграмму от тетушки.
Тетка, бывшая когда-то бедной компаньонкой, удачно выскочила замуж за какого-то дона Педро из Бразилии, откуда привозят орехи, овдовела, получила миллионное наследство и теперь намерена навестить племянника. Да, но Чарлэй занят! Он и его друг Джэк Чесней должны успеть объясниться с Эмми и Китти до того, как те отбудут на лето в Шотландию. Где, кстати, никаких обезьян не водится, орехов тоже, зато там ужасно скучно. Но самое худшее — полковник Спеттиг (который в русском переводе превратился в Спетлайга), дядя одной и опекун другой, злодейски запрещает барышням даже думать о мужчинах. Иначе ему, понятное дело, придется дать им приданое и вообще проститься с денежками обеих.
Словом, все, как мы знаем.
Проблема заключается вот в чем: во-первых, тетушка свалилась как снег на голову как раз тогда, когда для Чарлэя и Джэка остались считанные часы — последняя возможность объясниться. Во-вторых, приличная девушка викторианской эпохи не может себе позволить беседовать с мужчиной наедине, если при ней нет компаньонки (хотя все знают, что это глупость). Какая-нибудь дама должна сопровождать девушек. Кто-то должен развлекать тетушку, пока происходит объяснение. Тем более, что старый солдат, не знающий слов любви, сурово следит за девушками и может ворваться в любой момент.
Где быстро найти даму, если вы находитесь в мужском общежитии? Только в самом общежитии. Бабс Баберлей как раз получил роль престарелой тетки в спектакле одного домашнего театра и, вообще говоря, собирался на репетицию.
Вероятно, это судьба.
Потому что Бабс — душа компании, выдумщик и хулиган, скрывает страшную тайну. Он был в Монте-Карло. Погодите, это еще не тайна. Тайна в том, что там он встретил девушку. Но опоздал — тоже упустил момент, подходящий для объяснения. Где девушка, теперь решительно неизвестно, как с ней познакомился Бабс — тоже, и чем он занимался до и после — не менее того.
А между тем, настоящая тетушка Чарлэя сообщает своей воспитаннице мисс Делэй:
«Мне удалось уладить дело о вашем наследстве, так что вы не нуждаетесь больше в моей помощи». На что мисс Делэй отказывается покинуть опекуншу, к которой очень привязалась, получает разрешение остаться и называть донну д’Альвадорец тетей. Теперь, раз уж между дамами обнаружилась привязанность не финансовая, но сердечная, тетя Люсия между прочим интересуется: дорогая, а откуда у твоего покойного отца деньги? Он же проиграл свое состояние в карты. И Элла смущенно отвечает: папа выиграл его назад во время болезни.
— А у кого же он его выиграл? — интересуется Бабс. — Как звали вашего батюшку?
Ну, вы же догадались, у кого? Тогда дальше.
Дальше оказывается, что сердечная привязанность мисс Делэй, может быть, совсем и не сердечная: Элла считает, что обязана вернуть эти деньги благородному юноше, который был так добр, что развлекал отца на смертном одре единственным способом, который мог сделать счастливыми последние часы старого игрока.
На это тетя Люсия спокойно возражает: лорд Баберлей денег назад не возьмет, он проиграл их нарочно.
А еще потом окажется, что сэр Фрэнсис Чесней, снисходительный отец, безропотно оплачивавший долги своего сына Джэка, больше этого делать не может. Джэк, кстати, не из тех, кто станет лить слезы по прожитым денежкам. И не из тех, кто огорчается из-за необходимости работать. Давайте заглянем в маленькую гостиную оксфордского общежития?
ДЖЭК. Квартирка у меня будет…
КИТТИ. Еще меньше!
ДЖЭК. Мои личные расходы…
КИТТИ. Совсем капельные!
ДЖЭК. Прислуга у меня…
КИТТИ. Сомнительно будет ли!
ДЖЭК. Вместо экипажей…
КИТТИ. Буду ездить на конке и в омнибусе.
ДЖЭК. Все это один я перенесу легко, но вы, Китти…
КИТТИ (встает). Что такое я?…
ДЖЭК (печально). Вы не можете жить в такой обстановке, вы привыкли к роскоши, вы не знаете забот…
КИТТИ. Джэк, неужели вы меня так мало знаете?
(пер. Н. Корш)
Но тетя Чарлэя уже стоит перед дверью, на которой указана фамилия: Чесней.
Двадцать пять лет тому назад некто с таким именем тоже упустил возможность объясниться.
Чувствуете теперь мораль этой сказки? Тогда вот вам еще один финал — в добавление к уже известному, филофоски глубокому:
ЛЮЦИЯ (Бабсу). Ну, а теперь как же наказать вас за то, что вы выведали ее тайну? (Показывает на Эллу).
БАБС (выходит с Эллой на середину). Я раскаиваюсь от всего сердца, и в знак этого искренно прошу у вас ее руки! (Обнимает Эллу).
ЭЛЛА. Тетя?
ЛЮЦИЯ (кивает утвердительно головой).
БАБС. Уф, наконец-то я чувствую себя опять мужчиной!
СПЕТЛАЙГ (вскакивая с кресла, в бешенстве). Вот я посмотрю, чем вы себя почувствуете, когда я посажу вас на скамью подсудимых, урод вы эдакий!
Общий смех. Занавес.
P.S. Что же касается донны д’Альвадорец, то она вскорости тоже вышла замуж.
Глава тринадцатая. Учитель и ученик
В порту, где должна была произойти пересадка на пароход, отправлявшийся в Александрию, Фокс сбавил шаг и компания пошла, как будто бы не торопясь, не обращая внимания на гомон толпы, спешащей со своими чемоданами, толчки, тычки и оттоптанные ноги.
Спустя некоторое время такой неспешной прогулки Саммерс встретился взглядом с неприметной личностью, отличавшейся от всех прочих разве что несколько более внимательным взглядом и несколько более нервной походкой. Он невзначай показал Фоксу тростью на горизонт, как если бы интересовался погодой, тот вежливо взял под руку задумавшегося профессора, и все трое пошли, не сговариваясь, вперед — до тех пор, пока не свернули на бульвар Маритим, ведший из порта в город.
— Здесь недалеко гостиница «Адели» — маленькая, но очень уютная, — сказал Фокс.
— Надолго? — лаконично спросил Саммерс.
Фокс пожал плечами.
— Посмотрим, друг мой, посмотрим.
Они бросили беглый взгляд в витрину аптеки: стекло отразило неприметную личность на противоположной стороне улицы.
— Но вы же говорили, что вам уже приходилось…
— Я суеверен, — усмехнулся Фокс. — Не хотелось бы сглазить. Кстати, а вы?
— Нет, — отозвался коммерсант.
— Но неужели вы не замечали, что стоит вам огласить свои планы, как немедленно происходит какое-нибудь недоразумение?
— Недоразумения и так все время происходят, — отмахнулся Джейк. — Я просто всегда к ним готов.
— Что же, — улыбнулся Фокс, — может быть, вы правы. Может быть. Скажите, вы всегда так рациональны?
— Да, — сказал коммерсант.
Они свернули еще раз, прошли несколько кварталов по мостовой узкой улицы, где тесный тротуар был занят уличными женщинами, сидевшими и стоявшими у дверей своих комнат, и, наконец, остановились у кафе с непритязательным названием «Бель Жарден». Здесь Фокс коротко кивнул неприметной личности, давая знак подойти. Затем состоялся короткий разговор.
Спустя четыре дня в этом же самом кафе были получены три паспорта на имя мистера Вирджила Кейна, проживающего в Уокинге, Суррей, Англия; мистера Ральфа Фрэнсиса Кеннела и миссис Элизабет Кеннел из Лондона.
Оставалось последнее. Собственно, у Фокса все было готово: все четыре дня он провел у портного, обувщика и в магазинах, где сам изображал заботливого племянника, желающего сделать подарок своей тетушке.
Он шел решительной походкой, неся обвязанные лентами бумажные пакеты и картонки. С каждым следующим магазином этих пакетов и картонок становилось все больше. Когда вышли из универмага на Рю Каннебьер, пакетами и картонками были нагружены уже все трое. Оставалось зайти в аптеку и посетить самую дорогую парикмахерскую, где был приобретен превосходный парик, который сам Алекс считал темно-каштановым, а его подельники настаивали на том, что он рыжий. Наконец, вернулись в номер и Фокс приступил к делу.