Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6
Шрифт:
Боже, какой адский кавардак… Раздался издевательский звук: Джейк нечаянно наступил на резинового бэби с пищалкой в тряпочном туловище. Он повернулся, чтобы уйти, но дверь прямо перед носом захлопнуло порывом ветра и открыть ее оказалось невозможно. Тогда он налег на дверь плечом, дернулся дважды, трижды — безрезультатно. Чувствуя, как тяжелеют ноги от накатившего страха, Саммерс кинулся к выбитому окну. Дверь с треском распахнулась, огромная туча пыли ворвалась в лавку — и он в ужасе вывалился вместе с рамой,
— Возвращаетесь в детство? — поинтересовалась доктор Бэнкс.
— Нет, никогда. В этих снах мне всегда столько лет, сколько есть на самом деле. Дело в другом. Раньше он снился мне всегда, когда… словом, перед чем-то важным.
— Так, значит, эта книга…
— Да. Последний раз был как раз сегодня ночью. Я не видел этого сна много лет.
— Не знаю, поможет ли вам это, но у Фрейда довольно подробно…
— Так подробно, что зубы сводит. Стал бы я вас спрашивать, если бы это было можно читать!
— Поймите, Фрейд первый в своем роде. Хотя, конечно, его работы несколько…
— Мне нравится, как вы это сказали.
— Это что, обвинение в лицемерии? — подняла бровь доктор.
— Да что вы на меня взъелись? Какое обвинение. Просто забавно.
— Не думаю, что это особенно забавно.
— Вы правы, это не забавно.
— Мистер Саммерс, это вы спросили меня, а не я — вас.
— Разве я сказал что-то плохое? Это прекрасная книга! Она навевает множество сновидений.
— Да, эта книга в своем роде уникальна. Не стоит выносить суждения о вещах, в которых ничего не понимаете. Ну, а что касается скуки, то…
— Вы же не хотите сказать, что это было сделано нарочно, с тайным, непостижимым простому смертному смыслом?
Доктор оглядела своего собеседника и неохотно продолжила:
— Виной некоторой пространности рассуждений то обстоятельство, что труды господина Фрейда, возможно, последняя попытка использовать философский подход в научной работе.
— Это не делает их интереснее, — отмахнулся коммерсант. — Я хотел спросить другое. Хотел узнать, не бывало ли у вас чего-нибудь похожего. Маллоу во сне вечно читает книгу, в которой слова видны только после того, как он их прочтет. Он слышит собственный голос, говорит, очень интересно, но никогда не помнит, что там было написано. Профессор по какой-то неизвестной причине любит собирать по ночам грибы, причем, удивительно неудобосказуемым образом. Наш маленький Фрейшнер всегда видит женщин. Мисс Дэрроу теряется где-то у моря, где, говорит, гигантские дюны и страшные шторма. Халло вообще не видит снов. А вы доктор? Бывали у вас какие-нибудь странные повторения?
Она молчала. Лицо ее было вежливым, холодным, отстраненным.
Коммерсант ждал ответа, пока не обнаружил, что затянувшееся молчание вогнало его в неловкость. Он вытряхнул погасшую трубку и стал смотреть в другую сторону. Тоже молча.
— В сущности, ерунда, — сказал он, наконец. —
— Да. Наверное.
— Мы с вами какие-то антиподы.
— Что-то вроде этого, мистер Саммерс.
— Черт возьми, десять лет.
— Пятнадцать.
— Да?
— Да.
— Выходит, в этом году у нас что-то вроде юбилея, — он отсалютовал стаканом. — Пятнадцать лет, как вы меня ненавидите.
— Это вы меня ненавидите! — возмутилась доктор. — Правда… правда, если раньше вы делали это без всяких на то оснований, то теперь они появились. Ну что же, мистер Саммерс, можете ненавидеть меня в полное удовольствие.
— О.
— Да-да.
— Разрешаете?
— Разрешаю.
— Правильно, — согласился коммерсант. — Победитель должен быть великодушным. Что, уделали меня? Рады?
— Вы сами себя уделали.
— Так. Хорошо. Вот что, — Саммерс полез в карман, — сейчас мы допьем, я выкурю сигаретку, и, с вашего разрешения, пойду спать.
Он прикурил и поднял глаза на нее. Доктор Бэнкс решительно поднялась с кресла. Коммерсант положил ногу на ногу.
— Хотел бы я видеть лицо миссис Кистенмахер, когда вы явитесь ночью тепленькой, — лениво произнес он.
— Я не пьяна.
— На вашем месте я не был бы так уверен.
— Вы на своем месте, мистер Саммерс, — отрезала доктор.
— Ох, ну хорошо, хорошо! Куда это вы?
— Домой!
— В мокрых тряпках? Из этого вашего упрямства? Потому, что я вам противен? Из чувства приличия?
— Между прочим, чувство приличия — совсем не то чувство, которым стоит пренебрегать!
— Ну что вы, разве я возражаю, — он покачивал ногой. — Правда, вы им уже пренебрегли. Так что какая теперь разница?
— Мистер Саммерс, я не устаю удивляться этой вашей потребности хамить.
— Это не я хамлю. Это вы почему-то все время обижаетесь, когда вам говорят правду.
— О?
— Да, доктор, да. Вы всегда меня терпеть за это не могли. А я, между прочим, не сказал вам ничего плохого. Ну, подумайте. Подумали? Видите, вы предвзяты! Вы всегда ко мне предвзяты.
Доктор помолчала.
— Предположим, — сказала она затем. — Сейчас — возможно. Но, может, вы объясните мне, в чем вы именно состоит моя предвзятость во всем остальном?
— Да с самого нашего знакомства! — воскликнул коммерсант. — Это было первое, что вы сделали. Надулись, когда никто и не думал говорить вам обидное!
— Что? Да на вашем лице все было написано!
— Что там было написано?
— Что вы в восторге от своей особы! Что есть, из кого сделать анекдот! Что вы рады, что нашли, к чему придраться!
Она вскочила и решительно направилась к дверям.
— Доктор Бэнкс, — послышалось вслед.
Но доктор в бешенстве захлопнула за собой дверь.
Коммерсант на мгновение опешил, затем выскочил в коридор, оказался нос к носу с захлопнувшейся дверью гостевой спальни и услышал, как щелкнула задвижка.