Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6
Шрифт:
— Да. Я знаю, о чем вы. У меня нет времени. Ни времени, ни денег — столько, сколько нужно, ни свободы действий.
— Двадцать лет назад, когда мы с вами познакомились, у вас вовсе ничего не было. Вас тогда это не смущало. Вы зубами вырвали свою свободу. Ergo?
— Восемнадцать, — поправил коммерсант. — С тех пор прошло восемнадцать лет. Я понял, Алекс.
— Почему вас вечно нужно учить? Это же очевидно, юноша.
— Юношей было бы легче, — вздохнул Саммерс, — но… еще посмотрим.
Он старался оставаться спокойным, хотя его трясло от волнения: недостающие части головоломки, в которую он то верил, то не верил — это могли быть только они.
Фокс поднял палец, обтянутый фиолетовой перчаткой.
— Доверяйте себе, друг мой. Всегда и во всем доверяйте себе. Страх не должен парализовать мысль того, чей метод — импровизация.
— Старый зануда, — сказал коммерсант и позвал официанта. — Прогуляемся, тетушка? Мне надо подумать.
Глава двадцать восьмая. Febris flava
Подумать толком не получилось: к обеду карета «Скорой помощи» увезла профессора. Найтли метался на носилках. У него началась желтая лихорадка.
Мрачные, полные дурных предчувствий, Саммерс с Фоксом только ночью покинули госпиталь Каср-Эль-Айни и вернулись в отель.
Коммерсант думал, что следует взять себя в руки и заняться бумагами. Профессор написал на его имя доверенность, по которой, в случае неудачного исхода, следовало получить его долю гонорара, чтобы передать вдове. Значит, нужен нотариус. Записи, приготовленные для Маллоу — отправить вечерней почтой. Хотя стоп.
«Стоп, — решил Джейк. — Подожду покамест ясности».
Тут ему стало дурно. Коммерсант успел ворваться в уборную, но, еще не выпрямившись, уже чувствовал, как продирает ноющей болью поясницу, как охватывает все тело мерзостное, невнятное — озноб? жар? головокружение? — от которого всего трясет мелкой дрожью, взрывается череп и дьявольски крутит суставы.
Трясущейся рукой он отодрал кусок пипифакса и вытер лицо. Не нужно было теряться в догадках. С профессором было то же самое.
Febris flava — желтая лихорадка!
С трудом, прогоняя мелькающие темные точки перед глазами, прошел Саммерс к себе в комнату, отшвырнул, не глядя, пиджак и упал на кровать. Он слышал, как шелестит в гостиной газета и скрипит кресло. Шаги становились все ближе — и все звуки, и эти шаги, и вечерний гвалт с улицы, и крики ослов, стали теперь одуряюще громкими. До тошноты.
— Вам придется написать еще одну бумагу, — раздался голос Фокса, в руку коммерсанта вложили перо, а затем перед ним положили бювар с чистым листом бумаги. — Доверенность на имя Паркура. Я так понимаю, что именно Маллоу должен буду послать ваш гонорар?
Саммерс кивнул, и вдруг вспомнил.
— Алекс, там у меня в кармане, — он показал трясущейся рукой в ту сторону, куда бросил пиджак, — записка.
Записка из Музея Естественной Истории предназначалась нью-йоркской таможенной службе и заверяла, что некто Н. А. Найтли выполняет заказ Музея на поставку египетских древностей. Подпись была: «Дж. П. Морган».
Фокс грустно усмехнулся.
— Стало быть, нам все же предстоит встретиться, мистер Морган, — произнес он. — Что же, значит, это неизбежно.
— Вы что-нибудь придумаете, — прошептал Саммерс. — У вас получится. Я знаю.
Спустя час коммерсанта увезли в госпиталь.
Прошло больше, чем несколько дней, но, видимо, меньше недели. Саммерс лежал на больничной койке. Он не мог даже думать. Единственной мыслью был пакет для Маллоу. Фокс обещал отправить письма и кстати привел в палату нотариуса, всячески заверявшего обоих больных, что это не более, чем разумная предосторожность.
Коммерсант провел трясущимися пальцами по обритой голове и повернулся на бок. Обессиленная рука что-то задела, раздался грохот. Открыв глаза, Джейк увидел худое, страшное лицо Найтли. Профессора лишили его гордой растительности. Щеки его ввалились, глаза сделались красными, как у старого кролика. К груди профессор прижимал жестяное ведро.
— Простите, мой мальчик, — пробормотал он. — Я возьму… если вы не возражаете.
Коммерсант опустил веки, выражая согласие, а сам с досадой подумал, что теперь опять придется тащиться через всю палату, чтобы взять ведро, когда у самого начнется рвота. Рвоту следовало сдерживать как можно дольше, потому что, начавшись, она делалась неостановимой, взрывала болью голову и выворачивала душу наизнанку.
Пациенты, среди которых не было ни одного европейца и которые занимали остальные шесть коек, большей частью лежали молча, устремив коричневые лица в потолок. Двоих таких уже вынесли ногами вперед, и на их место сейчас же положили новых. Один из этих, новеньких часто и заунывно молился. Громче всего в палате было ночью: молчаливые днем, спящие стонали и плакали.
— Ваше лекарство, мсье, — сказал по-французски голос медицинской сестры.
Он с облегчением протянул руку и разобрал:
— Теперь вы будете спать, мсье, и вам станет легче.
В углу корчился Найтли в обнимку с ведром. Самого коммерсанта бросало то в жар, то в озноб, он чувствовал, что весь в поту, но колотило так, что скрежетали стиснутые зубы. В голову словно налили расплавленного чугуна. В желудке давно не осталось даже капли воды, но он рвался наружу. Стоило уснуть, как Джейк оказывался в Уинчендоне, в игрушечной лавке. Сначала в ней был дядюшка Фалвиус. Дядюшка Фалвиус сидел за прилавком, пил чай и со страшным треском грыз сахар. Саммерс проснулся, убедился в том, что просто увидел кошмар и задремал. Опять оказался в лавке: превратился в собственного отца, похоронного церемониймейстера. Он попробовал обдумать этот унылый факт, но мысли неслись вскачь, не успевая оформиться в что-нибудь связное, и коммерсант делался последовательно то Фордом, то Клеем, и, наконец, преобразился в философа с «Матильды». Философ был мертв. Он помер, должно быть, давно, был очень несвеж. Саммерс не боялся покойников, но когда увидел в качестве своей эту рожу с просветленной улыбкой, взвыл не своим голосом. Он уже не спал, глаза его были открыты, он чувствовал компресс на своем лбу — мокрый и холодный, слышал, как успокоительно щебечет медицинская сестра, но все-таки продолжал оставаться там, в этой проклятой лавке.
Во что бы то ни стало нужно было хотя бы выйти на улицу.
— Профессор? — позвал Джейк сквозь сон, но ответа не получил.
Теперь ему снилось, что он садится руль «Слепой Лошади». Авто рванул с места, быстро набрав ход. Что-то с ним было не так. Он ехал гораздо быстрее, чем должен бы. Саммерс решил сбросить скорость, но почему-то не смог этого сделать. Попробовал снова — и увидел вместо рычагов подпрыгивающие от быстрой езды очки русского репортера в помятой золотой оправе. «Без паники!» — подумал он и покрепче ухватился за руль — все, что у него осталось. Автомобиль продолжал нестись. Коммерсант не бросал руль, хотя давно понял, что от него нет никакого толку. Вот впереди показался обрыв. Он становился все ближе и ближе. Ни повернуть в сторону, ни остановиться, ни даже немного сбавить ход было нельзя. У самого края «Слепая Лошадь» встретила камень, перевернулась и полетела в пропасть.