Пять дней
Шрифт:
— Ты плачешь, — заметила я, озадаченно глядя на нее.
— Тебя это удивляет?
— Я…
Внезапно у меня как будто отнялся язык. Как будто я потеряла ориентацию, не понимала, где я, что со мной. Остатки самообладания, державшие меня на плаву последние несколько часов, иссякли. Я окончательно растерялась.
И меня снова прорвало. Я плакала все сильнее и сильнее. Люси подошла ко мне, обняла и не выпускала из своих объятий несколько минут, пока я не затихла. Она не пыталась утешить меня добрыми словами или дежурными
— Я не стану говорить глупости типа «Все перемелется, мука будет». Не думаю, что ты его забудешь. Но скажу так: твой знакомый уже осознал, что совершил самую большую ошибку в своей жизни. И хотя я презираю его за трусость — и особенно за то, что он заставил тебя страдать, — мне его жалко. Ибо даже если эта боль останется в тебе навсегда — а я знаю, что так оно и будет, — ты научишься жить со своей печалью. Что же до того вопроса, которым ты изводила себя: были бы вы до сих пор вместе, если б он не поехал за вашими чемоданами?..
— Если б я поняла, что он на самом деле хотел мне сказать, — перебила я ее.
— Поняла? О, ради бога. Даже если б вы сейчас были вместе, сомнения, паника, что угодно, охватили бы его сразу же после твоего отъезда…
— Но если б мы провели вместе эту ночь, возможно…
— Что? На него снизошло бы откровение, которое связало бы вас на веки?
— Это была любовь, Люси. Настоящая любовь.
— Судя по твоему рассказу, наверное. И потому он тоже будет страдать. Но из страха, из трусости не решится связаться с тобой.
Молчание. Потом Люси сказала:
— Знаешь, почему я плакала? Отчасти потому, что мне больно за тебя. А еще потому, как ни противно это признавать, что во мне проснулась самая элементарная зависть. Как бы я хотела испытать то, что чувствовала ты последние несколько дней. Мне хочется, чтобы меня кто-то так же желал. Хочется найти настоящую любовь — пусть бы она продлилась лишь одни выходные. Хочется думать: я больше не одинока в этом мире.
Я закрыла глаза и почувствовала, как их обожгли слезы.
— У тебя все-таки есть дети, друзья, — добавила Люси.
— И все равно я одинока.
Мы снова на время погрузились в молчание.
— Мы все одиноки, — наконец произнесла Люси.
Мы проговорили до полуночи, допили бутылку вина. Мне удалось подавить очередной приступ рыданий. Потом наступило изнеможение. Люси показала на гостевую комнату, посоветовала как следует выспаться. Если я проснусь и ее не будет дома, я могу приготовить себе завтрак и кофе
— Не хочешь идти домой, квартира над гаражом в твоем распоряжении, — сказала она.
— Нет, я домой пойду, — ответила я.
— Надеюсь, ты приняла верное решение.
— Верное или абсолютно неверное, это — мое решение.
— Прекрасно.
Люси явно не одобряла моего решения. Я это почувствовала по ее тону, хотя открыто, я знала, она своего недовольства никогда бы не выразила.
В гостевой комнате Люси стояла двуспальная кровать с древним матрасом, который продавился, наверно, еще во времена убийства первого представителя клана Кеннеди, фамильная вещь, которую Люси унаследовала вместе с этим домом.
Заснуть не удавалось, и в половине четвертого утра, признав свое поражение, я встала, оделась и оставила Люси записку на кухонном столе:
«Поехала домой. Зачем? Трудно сказать. Спасибо тебе за все. Ты, как всегда, оказалась самой лучшей подругой. И, пожалуйста, знай, что ты не одинока».
Спустя десять минут я затормозила у нашего дома. К моему удивлению, я там была не одна. Дэн сидел на качающейся скамейке на крыльце дома и курил. Завидев меня, он с виноватым видом, словно нашкодивший мальчишка, выбросил сигарету.
— Привет, — поздоровалась я, вылезая из машины.
— Привет, — ответил он. — Ты же вроде в Бостоне собиралась ночевать?
— Не спалось. Вот, решила приехать и проводить тебя на работу.
Он внимательно посмотрел на меня:
— Ты мчалась сюда среди ночи, чтобы проводить меня на работу?
В его голосе не было подозрительности — одно лишь его обычное мирное апатичное пренебрежение.
— Давно ты на ногах? — спросила я.
— Всю ночь. Не тебе одной не спалось.
— Дэн, если не хочешь идти на эту работу, откажись.
— Не могу. Сама знаешь почему. Но спасибо, что приехала проводить меня на новую работу в должности складского клерка.
Я моргнула, чувствуя, как в глазах скапливаются слезы.
— Ты плачешь, — заметил он.
— Да. Из-за тебя.
— Теперь я чувствую себя говнюком.
— Мне не нужны извинения. Мне нужна любовь.
Молчание. Он встал, взял ключи от своей машины. Было видно, что мои слова привели его в замешательство.
— До вечера, — попрощался Дэн.
Молчание.
Он пошел прочь. Потом вдруг стремительно развернулся, быстро поцеловал меня в губы, сказал:
— Прости. Прости меня за все.
Я пыталась придумать подходящий ответ, но на ум пришла лишь одна унылая фраза:
— Мы все в чем-то виноваты.
Дэн сел в машину и поехал на свою новую работу. Я опустилась на садовый стул и устремила взгляд на черное бескрайнее небо, на безграничные просторы космоса. А в голове вертелась лишь одна мысль.
Гибель надежды.