Пять красных футболок

Диброва Юлия

– Дитя, ты просила о помощи… – произнес он.

Я в изумлении наблюдала за происходящим, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть сон. Во снах всегда так бывало, только я начинала читать надпись или вникать в суть услышанного, то мгновенно просыпалась, будто кто-то строго следил за тем, чтобы я не узнала больше информации, чем было надо, поэтому при появлении Ангела я просто продолжала наблюдать и молчать.

– Мы всегда приходим, когда просят о помощи, – продолжил Ангел, – Мы приходим неслышно. Незаметно для просящего. Иногда посылаем обстоятельства, призванные помочь. Иногда приводим людей, способных оказать помощь собственной жизнью или поступками…

– Мне снится? – спросила я.

– Дитя, как ты понимаешь,

что такое сон, а что реальность?

Я задумчиво посмотрела в сторону. Действительно, как? Ангел продолжал говорить нараспев:

– Земные создания могут спать в реальности и не понимать реальности во снах. С другой стороны, как понять отличие? Ибо, не все ли едино.

– Это был не тот ответ, на который я рассчитывала, – выпалила я.

Ангел улыбнулся и снова теплый ветерок погладил мою кожу.

– Ценно другое, – напевал Ангел, – ты просила о помощи и мы пришли. Имеет ли значение в каком виде последовала помощь: во снах или земной реальности?

– Жаль, что я не помню, как просила об этом.

– Мы сделали все возможное, чтобы ты осталась жива. Именно потому, что ты просила об этом!

Он внимательно посмотрел на меня. Я молчала.

– Дитя, вера есть то лучшее, что заложено в человека. И худшее. Вера в добрую помощь и безмерную божественную любовь сделает тебя лучше, но приведет в бездну, если верить, что этого не существует.

– Я вижу, что это сон, – отвечала я, – но не знаю, во что нужно верить.

– В этом вся природа человеческая, – он улыбнулся, – вам, людям, постоянно нужно что-то знать, а на деле достаточно просто верить.

Образ Ангела растворился так же быстро, как появился и я проснулась. Я рассказала Белле об увиденном и мы вместе посетовали на то, что сны, как сериалы, обрываются на самом интересном месте.

В тот же день Лиза сообщила Белле, что ее выпишут через пару дней. Мне стало заранее одиноко. Когда ты не помнишь своего имени, где твой дом, с кем общалась до амнезии, кого любила и кто любил тебя. Любил ли вообще? То такие случайные знакомые, как Белла заменяли всех, кого вдруг не оказалось рядом. Я почувствовала связь между нами и не хотела расставаться.

– Не грусти, пациент, – повторяла она, – главное, после выписки долго не стоять на остановках. Муж говорит, в городе усилили контроль, проверяют документы и подозрительные предметы. Пока мы с тобой тут расслаблялись, еще один взрыв был. Офисное здание. Муж говорит, жертв не так много, как могло бы быть… потому что был обеденный перерыв.

Степан Дмитрич иногда заходил интересоваться моими успехами с памятью, он настоятельно рекомендовал записывать важные моменты, которые я вспоминала из прошлого, а также делать заметки о тех событиях, что происходили в течение дня. Вести такой дневник врач рекомендовал не только в больнице, но и хотя бы первые два-три месяца после выписки, Дмитрич объяснял это тем, что перечитывая заметки, я смогу «выловить» что-то еще и еще. «Наша память, – убеждал он, – как клубок нити, стоит потянуть за один кончик и уже весь клубок катается по полу». Я прислушалась к его совету и стала все записывать в тот же самый дневник, что нашла в сумке, тем более, это давало возможность сразу возвращаться к записям прошлого и искать ниточки там в надежде на то, что клубок однажды покатится. Я окончательно удостоверилась в том, что тетради и блокноты из сумки принадлежали мне, так как мой нынешний почерк и тот, что были уже в дневниках абсолютно совпадали. Метод Дмитрича сработал, как только я начала записывать все, что вспоминала или перечисляла события прожитого дня, передо мной открывалось больше и больше. В воображении ясно вырисовывались образы родителей и мне даже становилось легче дышать, ведь я понимала, что не одна в целом мире и где-то были родные люди, которые, возможно, именно в тот момент сильно переживали и искали меня. С другой стороны,

было невыносимо думать, что до сих пор никто из них не дал о себе знать. Я негодовала! Ясно же, если человек без объективной причины пропадает на несколько дней, значит что-то произошло. Да, у меня не было при себе мобильного телефона и я сама не знала даже своего имени, найти меня было не так уж просто, но эти оправдания меня не устраивали. Я злилась на весь мир и, чтобы отвлечься от тревоги продолжала читать.

Запись из дневника:

«Почему так получается? Родной человек становится чужим. А незнакомец – соратником».

Глава 2

Белла собирала сумки и готовилась к выписке. Впереди у нас был всего один день и мы старались напоследок как можно больше разузнать друг о друге, чтобы вне этих стен встретиться и пообщаться. Я понимала, что кроме малознакомой соседки, гоняющей дым, у меня больше никого не было, она стала моей соломинкой, за которую я хваталась в бурной реке неизвестности. Записав номер телефона Беллы и даже адрес электронной почты, я молилась, чтобы она не исчезла на следующий же день и хотя бы иногда отвечала на мои звонки.

Когда Белла ушла на очередной перекур, дверь распахнулась и с улыбкой на лице появилась Лиза. Медсестра жестом указала кому-то на мою кровать и подождав, пока посетитель зайдет в палату, закрыла дверь, оставив нас наедине. Весьма упитанная девушка в синих джинсах и свободной длинной рубахе в широкую горизонтальную полоску, которая делала гостью еще более объемной, робко подошла ко мне. Неужели хоть кто-то меня нашел? У меня появилась надежда. Вот только сама девушка мало придавала мне веры, ее мелкие нервные движения ужасно раздражали, то и дело она перекладывала пухлый шелестящий пакет из одной руки в другую. Зато я обратила внимание, какое премилое было у нее личико и лишний вес ничуть его не портил, даже придавал женственности. Серые глаза притягивали магнитом, а цвет их идеально сочетался с розовыми румянами.

– Простите, – скромно сказала девушка, – можно я присяду. Простите…

– Конечно, да вы не стесняйтесь. Мы знакомы?

– Увы, – она отвела взгляд, – Мне так неловко. Если честно, я всю ночь не могла уснуть.

– Отчего же?

Она снова теребила пакет, шелест отзывался гулом в ушах.

– Перестаньте, – попросила я как можно мягче.

– Простите… Послушайте, увы я была там, когда произошла эта беда с вами. Простите, что не смогла ничего сделать, – причитала она.

Я потихоньку начала понимать, что сидящая передо мной робкая девчушка лет двадцати была той свидетельницей, о которой упоминал Дмитрич.

– Перестаньте извиняться, – начала раздражаться я, – вы же не виноваты в случившемся.

Она снова посмотрела в сторону, будто была со мной не согласна. «Странная она какая-то», – подумала я.

– Степан Дмитрич, то есть, мой врач, говорил о вас. Я так поняла, что именно вы привезли меня сюда… То есть, вызвали помощь.

– Да, правда, – робко ответила она, еле заметно улыбнувшись.

Мы молчали с минуту, пока Белла не вышла из «укрытия», она с удивлением посмотрела на посетительницу, но ничего не сказала, хотя я чувствовала, как любопытство распирало ее изнутри.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Оля… Я – Оля. Мы с вами встретились у вокзала, в смысле, автовокзала.

Я совершенно ничего не помнила не о милой нервной девушке в старомодных, но выглаженных без единой складки вещах, не об автовокзале. Однако, в сердце просыпалась радость от того, что наконец картина начинала проясняться. Если я была на автовокзале, значит я или приехала из другого города, или наоборот собиралась уезжать. Я попросила Олю отставить в сторону свой пакет и рассказать все, что она знала обо мне и произошедшем.