Пять кубков
Шрифт:
– Как Мазерс воспринял это? – Я пододвигаю стакан к краю стойки, указывая на него. – Дружище, налей еще.
У бармена большая, густая борода и пучок на голове, что давало надежду, что он в состоянии сделать меня пьяным. Он подает Портер ее напиток и доливает в мой стакан.
– Согласился, – говорит она. – Безусловно, без изящества. Но мне оказали услугу.
– Говоришь, как настоящий адвокат защиты. – Я делаю большой глоток.
Она невероятно подходит мне, проглатывает янтарную жидкость одним глотком.
– Не понимаю, почему ты такая язва, – отвечает она. – Разве ты не должен злорадствовать? Доктор Йен Уэст снова добился своего. Ты собираешься препарировать один из самых запутанных психопатических умов. – Она ухмыляется. – Возможно, ты даже напишешь об этом научную статью. Возвращение к истокам твоего воспаленного эго.
Туше. Я ставлю стакан и смотрю на нее, впервые замечая черное платье с глубоким вырезом, и мягкие волны волос.
– Собираешься на свидание?
– На самом деле, да. – Она серьезно смотрит на меня. – Он настоящий мудак, и его эго... – присвистывает она.
Я шумно выдыхаю.
– Портер, что это за игра? Я не готов продолжать сегодня твои игры разума.
– Уэст, никаких игр. – Она разворачивается ко мне лицом, скрестив при этом ноги. Мой взгляд слишком долго задерживается на разрезе, обнажающем ее бедро, и она замечает это. – Что-то пробуждает твой интерес?
Я быстро поднимаю глаза.
– Шейвер дал тебе карту?
Ее радостное выражение сменяется на мрачное. Мне ненавистно то, что только что убил улыбку, которую так редко вижу на ее лице. Но я должен знать, и нет смысла притворяться, что это свидание, не что иное, как способ получить информацию друг от друга.
– О чем ты говоришь?
– Карту Таро, – поясняю я. – Шейвер давал тебе одну?
Она допивает остатки бурбона, и решительно ставит стакан на стол.
– Нет. Но раз ты спрашиваешь, предполагаю, моему клиенту, моему бывшему клиенту, – поправляет она, – каким-то образом удалось вручить тебе одну... по какой бы то ни было причине.
– Ты знаешь причину.
Она поднимает палец.
– Ах. Я знаю предполагаемую причину. И мы, Уэст, не пойдем туда. Мы не будем тратить время на каждый допрос и свидетеля... – Она замолкает, искра в ее голосе утихает. – Я не хочу спорить с тобой.
– Тогда не надо.
Она наклоняет голову.
– Что это была за карта? Откуда ты знаешь, что она от Шейвера?
В ее очереди накопился целый арсенал вопросов, которые только и ждут своего часа. Я делаю еще один глоток и ставлю стакан на стойку. Если я собираюсь пережить это, мне нужна чистая голова. И сексуальное платье Портер тоже не помогает в этом деле.
Простое признание ее красоты ощущается предательством Мел.
– Ты закончила с напитком?
Она делает последний глоток и ставит стакан на стойку.
– Да.
– Пойдем прогуляемся.
Я протягиваю Портер свою серебряную флягу.
– Вот это мне в тебе и нравится, – говорит она, и принимает бурбон, который я держу наготове. – Всегда готов. Никаких сюрпризов. Всегда предугадываешь их, и любое другое клише в книге.
– Я – клише. Помечу. – Я мельком смотрю на нее и замечаю, как она борется с улыбкой.
Мы сворачиваем к парку «Ярдс». Прибрежный парк – архитектурный рай, с губчатой зеленой травой и водопадами, которые впадают в бассейн, где летом плещутся дети, а взрослые нежатся на солнце.
Честно говоря, ненавижу это место.
Парк был одним из наших любимых мест, моим и Мел. Мы тут выпивали, чтобы согреться, прогуливались по выложенной кирпичом набережной вдоль перил, смотрели на огни, отражающиеся над рекой. Затем пересекали пешеходный мост, останавливаясь посередине и целуясь, как парочка похотливых подростков.
Не понимаю, зачем я привел сюда Портер.
Может, из-за годовщины смерти Мел я просто жажду наказания. Покрыть еще одним слоем вины этот шар скорби.
Или, это что-то глубже, темнее. Уродливее.
Явное напоминание о Мел, так что я получаю удар в пах каждый раз, когда мое подсознание встает на дыбы с влечением к Портер.
Если бы я был психически здоровым человеком, я бы признался, что за последние пару лет мои развивающиеся чувства к Портер были причиной, почему я держал ее на расстоянии вытянутой руки. Но я нестабильный придурок, и Портер уже перешла на другую сторону... как раз тогда, когда я нуждался в ней больше всего.
– Она любила это место.
Слова Портер словно нож, вскрывающий мою грудную клетку.
Я резко втягиваю холодный осенний воздух. Это все, что я могу сделать. Мы идем вдоль набережной, засунув руки в карманы пальто (слава Богу, что это греховное платье теперь спрятано), пока не достигаем травянистого холмика, где в землю утоплены бетонные скамейки.
Портер садится на первую скамейку и потирает руки.
– Уэст, что происходит?
Я смотрю на реку, взвешиваю решение, укрепляю решимость и т.д. и т.п., и затем смотрю на нее.
– Шейвер хочет, чтобы я поставил ему диагноз "невменяемый". То есть временно.
Она моргает и смотрит на меня.
– Это он тебе сказал?
– Да. – Я сажусь рядом с ней. – Сегодня в конференц-зале. Возможно, ему удастся обмануть другого психолога, и он сможет их всех убедить. Он считает, что достаточно умен, чтобы манипулировать кем угодно, но еще он смышлен и понимает, что кое-что превосходит азарт. И я могу рассказать тебе все это сейчас, потому что ты больше не его адвокат, но Портер...