Пять лет на острове Врангеля

Минеев Ареф Иванович

30 декабря 1929 года, будучи уже на острове, я получил за подписью С. С. Каменева аварийную «молнию»:

«Совершая полеты для вывоза команды «Нанук», американские летчики на обратном пути, видимо, потерпели аварию. Сведений о них не имею. Для поисков американских летчиков организуются воздушные экспедиции как нами, так и Америкой. Для содействия американским летчикам на время поисков ежедневно сообщайте сводку погоды по адресу Альфред Ломен Аляска, Ном, руководителю американских поисков. Одновременно организуйте обследование районов в доступных вам пространствах на льду между островом Врангеля и мысом Северным. Вынужденная посадка летчиков предполагается примерно этом районе. Обо всех ваших мероприятиях телеграфируйте указанием фамилий товарищей, которые будут возглавлять работу по отысканию.

С. КАМЕНЕВ»

Такую же телеграмму я получил и от правления АКО.

По получении телеграмм я созвал совещание всех колонистов. Мы обсудили план действий, кто должен ехать на поиски. Я дал распоряжение метеорологу Званцеву давать в адрес Ломена метеорологические сводки. Кроме того, я запросил Анадырь о метеорологических условиях во время полета летчиков.

По обсуждении было решено организовать поисковую партию из четырех человек. Большего количества людей мы выделить не могли, да в этом не было и надобности.

По получении ответа из Анадыря мы определили район действия поисковой партии.

Кроме организации поисковой группы, мною были даны указания всем туземцам по побережью, чтобы они все время обращали внимание на море и обо всем замеченном сообщали на факторию.

Группа состояла, кроме меня, из врача Синадского, младшего радиста Боганова и проводника, эскимоса Тагью. 31 декабря я сообщил на материк о предпринятых мною мерах.

Только 5 января 1930 года мы смогли выехать из бухты Роджерс, так как все это время стояла крайне ненастная погода. Базу я решил устроить в бухте Сомнительной и из нее уже направляться в море. По дороге к бухте нас захватила пурга, и мы не могли проехать до ночевки 45 километров, отделявшие нас от цели. Только 6 января мы были в бухте Сомнительной, а 7 января отправились оттуда прямо на юг, во льды.

Километров десять от берега тянулся гладкий, невсторошенный лед. Эту часть пути мы проделали быстро. Но за этим гладким полем вдалеке виднелись высокие как горы гряды торосов, и с этого момента дорога стала необычайно трудной. Торосистые гряды шли параллельно берегу одна за другой до самого горизонта, как бы высоко мы ни поднялись для наблюдения. Шли мы крайне медленно, буквально шаг за шагом, с трудом преодолевая нагромождения льдов.

Дорога затруднялась еще тем, что частые в это время пурги и снегопады занесли трещины и провалы. То собаки проваливались, то нарта уходила в трещину — только дуга торчала из-под снега, то люди по самую грудь уходили в мягкий снег. Приходилось соблюдать крайнюю осторожность.

Особенно трудно было перебираться через гряды торосов. Временами мы ехали рядом с торосистой грядой к западу или к востоку, в надежде найти хоть мало-мальски удобный проход, но наши поиски были тщетны, и приходилось итти напрямик. Тут уже нехватало сил собак и каюра. Приходилось поочередно переправлять каждую нарту соединенными усилиями всей группы.

Смешно было иногда смотреть на нарту, вставшую дыбом перед ледяной стеной. Наверху в это время каюр тащил за средник, а трое снизу поддавали нарту. С другой стороны стены собаки, сброшенные каюром вниз, болтались в воздухе, вися на постромках.

Так мы прошли километров 8—10. И собаки и люди были измучены окончательно. Собаки отказывались дальше итти, несмотря на понукания и свист бичей.

С каким трудом мы прошли этот десяток километров!.. Мы принуждены были делать частые остановки, чтобы на примусе растопить снег и получить желанную воду. Перетаскивая нарты, мы страшно потели и теряли так много влаги, что, казалось, никогда не напьемся, как бы много воды ни выпили.

Полярный день, вернее сумерки, во время которых только можно было двигаться в торосах, крайне коротки, поэтому, когда мы разбивали палатки, чтобы остановиться во льдах, была уже глубокая ночь. Хотя под ногами была крепкая ледяная «почва», но все же какое-то чувство неуверенности не оставляло и нас, и животных. Оно усугублялось еще тем, что время от времени к югу от нас, дальше в море раздавался, словно орудийные выстрелы, грохот. Это трескался лед, — его двигало и торосило.

Ночь прошла спокойно. Еще задолго до рассвета собаки были запряжены, палатки собраны и погружены, и мы продолжали двигаться по этому дикому нагромождению льдов дальше к югу.

С частыми остановками для наблюдений преодолели за этот день еще километров 7—8 и увидели на горизонте свободную воду. Было как-то странно смотреть на нее. Кругом снег, лед, торосы, на севере чуть-чуть угадывается синеющий остров, а впереди вода — живая, темная вода. Над нею стояло клубящееся облако пара, и белое облачное небо, отражая в себе темные пространства воды, окрашивалось в аспидно-серый цвет.

— Что делать, итти дальше или возвращаться обратно? — раздается чей-то вопрос.

На протяжении всего нашего пути мы не встретили не только летчиков, которых искали, но вообще ничего живого. Даже след медведя за все время нам не попадался.

Итти на юг, к воде, было неразумно. Я решил возвращаться.

Вторая ночь, проведенная нами на льду, была столь же спокойна для нас, как и первая. Чувство неуверенности было значительно меньше.

После того как мы уже вышли почти из торосов, на нас налетел северный ветер. Закрутился снег, собаки потеряли дорогу. Скоро надвинулась тьма, мы потеряли возможность определяться. Компасом пользоваться было невозможно — в темноте не было видно картушку, зажечь же огонь мы не могли из-за ветра. Взятые нами для этой цели электрические фонарики, к нашему несчастью, отказались на морозе действовать.

Долго, часов двенадцать, мы бродили во тьме, заметаемые снегом, ища выхода изо льда, но так и не нашли его. Собаки обессилели, да и мы сами крайне устали. Неизвестно где находясь, решаем раскинуть палатку и дожидаться светлой поры. Но во время ветра раскинуть палатку не так просто. Пока мы это делали, нашу палатку изорвало ветром в клочья. Пришлось ставить другую.

Несмотря на то, что палатка не защищала нас как следует от пурги и в нее набиралось снега все больше и больше, — все же в ней было немного лучше, чем на-ветру.

Часто зимой у берегов острова в жесточайшие стужи ветром отрывает лед на громадном расстоянии и уносит его далеко за горизонт. Вскрывшееся море вновь замерзает. Ветер был столь силен, что у каждого из нас возникал вопрос: оторвет или нет? Мы не высказывали его вслух, но на лицах всех он ясно читался. Особенно беспокоился Тагью, чаще всех он выходил из полотняного прикрытия и подолгу оставался снаружи, невзирая на слепящий снег и рев ветра. Мы, будучи новичками в этом деле, не сознавали всей трагичности нашего положения, а он, житель этой суровой стороны, ясно понимал опасность, беспокоился за всех нас и за собак.