Пять лет на острове Врангеля
Шрифт:
Званцев, Старцев и Павлов отдыхают после работы в складе (лето 1932 г.).
Остальные зимовщики также много работали над приведением своего хозяйства в удобное для сдачи состояние. Званцев заканчивал окончательную обработку метеорологических материалов, готовил копии месячных метеотаблиц. Надобность в них для зимовки, особенно новым людям, очень велика.
Радисты в эту весну много работали над рацией и подготовляли всю техническую часть так, чтобы, как говорят, «комар носа не подточил». До сих пор, надо сказать, она была не на достаточной высоте.
Туземцы тоже готовились к приходу судна. Они также предвкушали бесчисленное множество удовольствий. Они обсуждали, кто из них поедет на материк, кто останется. Этот вопрос и меня крайне интересовал. Некоторым эскимосам надо было выехать с острова потому, что продолжать жить на острове им, по состоянию здоровья, нельзя было.
Вообще же, туземцы жили на острове значительно лучше, чем на материке. Они сами рассказывали нам, как плохо им жилось там: не было кухлянок, часто не было камусных торбозов, ходили в нерпичьих. Мяса добывали мало. На острове было гораздо лучше. Тем не менее, на материк их тянуло.
Таких желающих первоначально находилось очень много: хотел ехать Тагью, Кмо, Етуи, Паля. Мне пришлось с ними долго разговаривать о том, стоит ли ехать на материк только из-за того, чтобы посмотреть, как там живут родственники, — ведь, уехав с острова, вернуться можно не раньше чем через три года, да и то не наверняка. Нужно подумать, прежде чем ехать. Ехать никому не запрещено, но лучше все обдумать заранее. И ко времени, когда судно должно было придти, многие возвращаться на материк раздумали. Некоторые из эскимосов спрашивали, нельзя ли выписать с материка их родственников. С такой просьбой обращался ко мне Таяна, у которого на материке в районе Анадыря живут два брата — прекрасные промышленники, которых он хотел бы перевезти на остров, где они дали бы много в смысле промысла.
С такой же просьбой обращался ко мне и Тагью — у него тоже там, на материке, была родня, и Кивьяна — у него на материке был брат.
Я запросил по этому поводу материк, но так как у нас была очень скверная связь, ответа я не добился.
Глава XXI
ПОХОД «СОВЕТА»
Первые сведения о подготовке судна к рейсу на остров мы получили совершенно неожиданно из… Москвы от Н. П. Савенко, бывшего с 1926 по 1929 год врачом на острове.
22 мая из Москвы поступила телеграмма, в которой Савенко сообщал, что по постановлению СТО ответственность за рейс возложена на Наркомвод. Для рейса выделено судно «Сучан». Это новое судно, имеющее ледовой пояс, сильное крепление и приспособленное к плаванию во льдах. Кроме того, Савенко сообщал, что снабжение уже отгружается на Владивосток. Весьма вероятно, что судну будет придан самолет для обеспечения ледовой разведки. Он просил сообщить, в чем мы более всего нуждаемся, кто из туземцев-промышленников хочет выехать на материк.
24 мая от него же я получил телеграмму уже из Владивостока. Савенко сообщал, что на остров Врангеля в этом, то-есть в 1932 году, завозится колония в 150 человек, забрасываются специальные пловучие средства, утильзавод. Научные работы, а отсюда и научный персонал в связи со Вторым Международным Полярным Годом увеличиваются. Эта телеграмма нас крайне поразила. 150 человек населения на острове Врангеля! Большинство людей должны быть промышленниками, так как даже самые широкие научные работы не могли занять более полутора или двух десятков научных работников.
Не понимая, почему так форсировался этот вопрос, я послал в Крайком ВКП(б) и Крайисполком телеграмму, в которой изложил свои сомнения в целесообразности завоза на остров Врангеля столь большого количества людей. Я указал, что без завоза топлива салотопенное производство на местных топливных ресурсах поставить нельзя. Кроме того, я выражал удивление по поводу назначения на пост начальника острова Савенко. Не имея ничего против этого товарища, я все же считал его кандидатуру совершенно неподходящей для этой работы, тем более, что, судя по телеграмме, задачи зимовки крайне расширялись и усложнялись. Из того, что мне поневоле пришлось узнать о нем на острове, я считал, что он и с теми задачами, которые были возложены на нас, не справился бы. Вот почему я написал в телеграмме о нецелесообразности посылки Савенко начальником острова. Но мы все же были благодарны Савенко за отзывчивость, за то, что он без наших просьб подробно информировал нас о положении дела.
10 июня получаем иные сведения. На остров Врангеля посылается другое судно — пароход «Совет». Мы не имели представления, что он собой представляет. Перемена названия судна нам ничего не сказала, а потому мы были спокойны. Но вот в одной из сводок «Дальроста», которые мы время от времени получали, мы узнали, что «Совет» — судно, совершенно неприспособленное к ледовым плаваниям, и, значит, оно непригодно для похода на остров Врангеля. Вот так «обрадовали»! Как мы ни досадовали, но факт оставался фактом: к нам шел «Совет».
Лед в этом году не внушал особых надежд, хотя большинство зимовщиков, желая уехать с острова, стремилось видеть только хорошее. Званцев несколько раз говорил мне, что лед уйдет к 20 июля и навигация в этом году будет лучше, чем в прошлом.
20 июля получаем сообщение из Хабаровска о том, что «Совет» 16 числа вышел из Владивостока. Из этой же телеграммы мы узнали, что начальником на остров едет Остапчик, а Савенко является его заместителем. Приятно было узнать, что на острове будет, по тем местам и временам, крупная партийно-комсомольская организация: 9 членов партии и 4 комсомольца. Заброшенный в заснеженную полярную даль, советский форпост будет жить одной жизнью с нашим великим и родным Советским Союзом.
20 июля море, вопреки предсказаниям Званцева, не очистилось от льда, хотя частично он был прав, так как у берега лед взломало. 17 июля в середине дня неожиданно ударил крепкий нордвест, очень быстро перешедший в сильный шторм. Лед на бухте взломало и сбило к берегу косы. На море лед стоял пока неподвижно. Все население Роджерса собралось у большого склада и внимательно следило за тем, что делается на море. Совершенно неожиданно для нас от высокого берега у мыса Пролетарского по направлению к косе обозначилась резко черная тонкая линия. Мы не поняли сразу этого явления и несколько мгновений недоумевали. Но тут мы заметили, что эта линия становится шире, и все хором оголтело заорали: «Лед пошел, лед оторвало!»