Пять веселых повестей
Шрифт:
– Температура вполне терпимая. И даже прохладно, я бы сказал. Но, может быть, вам не по себе, молодой человек?
Добрый дядя перегнулся через стол и схватил меня за кисть руки. Но пульс у меня оказался абсолютно нормальным.
– Да нет, ерунда, - тихонько вырывался я.
– Сейчас все пройдет.
– Не говорите так, не говорите. Сердце - очень загадочный механизм. От него можно ждать всяких сюрпризов и неожиданностей. Вот я - врач, а и то не поручусь за свой двигатель внутреннего сгорания.
– Он похлопал себя по груди.
– Так что
Он достал из потайного кармашка брюк маленький пузырек и, перегнувшись через стол, поднес его к моему носу. Пузырек был вонючий, но пришлось понюхать. Два раза чихнув, я почувствовал заметное облегчение, заправил майку обратно в брюки, а добрый дядя посоветовал мне:
– Если еще когда-нибудь почувствуете духоту, охлаждайте прежде всего голову, а не живот. И дышите поглубже.
Я обещал всегда действовать именно таким образом.
Еще некоторое время добрый дядя ворчал по поводу излишней перегрузки учащихся домашними заданиями, огорчался, что я так рано испортил свое зрение и уже вынужден носить очки. Но вот, наконец, он взглянул на часы, сказал «мне пора!» и направился к выходу.
Теперь уж ничто не могло помешать мне. Я запихал книжку под майку и тоже пошел к двери. Я старался идти как можно уверенней, но шаг у меня получался каким-то напряженным, деревянным. «Двенадцать стульев» неприятно щекотали живот и все время грозили вывалиться наружу.
Увидев меня, старая библиотекарша привстала и наклонилась над столиком:
– Вы куда же собрались, молодой человек?
Согласно паспорту я за один день постарел сразу на три года, но никогда еще мне так часто не напоминали о моей молодости: все - и милиционер, и добрый дядя, и старая библиотекарша - назвали меня «молодым человеком». А раньше меня называли просто мальчиком, без всякой добавки «молодой».
– Попить что-то захотелось, - объяснил я библиотекарше.
– Попить? Так у нас ведь графин с водой на каждом столе. По три раза в день воду меняем.
– Ах, графин? А я что-то не заметил… Мне, знаете, газированной воды захотелось. С сиропом…
– А книжку вы в читальном зале оставили?
Я хотел было сказать: «Да, конечно, оставил!», но сама книга не дала мне соврать - она потихоньку переползла через границу майки и брюк, проходившую как раз по линии моего кожаного пояса, и стремительно нырнула в левую штанину. Я вскрикнул, согнул ногу в колене, как аист, и схватился за штанину.
Разговаривали мы все время шепотом, а вскрикнул я полным голосом, так что библиотекарша от неожиданности вздрогнула и схватилась за край стола. Так мы оба и вцепились руками: я - в штанину, а она - в стол.
– Что с вами, молодой человек?
– Судорога ногу свела…
– Судорога? Странно! А почему у вас брючина так раздулась?
– Опухоль. Нога, что ли, опухла…
– А вот я вам сейчас разотру ногу - и судорога пройдет.
– Библиотекарша подошла ко мне.
– Да вы не стесняйтесь: у меня уж внуки такие, как вы.
– Не трогайте! Не трогайте мою ногу, - зашептал я.
– Там воспаление…
– Воспаление хитрости, как говорит моя маленькая внучка.
– С этими словами библиотекарша вытащила книгу из моей левой штанины и потрясла ею в воздухе.
– Вы хотели похитить книгу, источник знаний?!
– воскликнула она.
– Я не хотел похитить… Я только Витьке показать… Вынести на минутку - и сразу обратно…
– Сейчас вот занесу вашу фамилию в наш «черный список врагов книги» - и больше сюда не показывайтесь. На порог вас не пустим!..
Она достала из ящика мою темно-зеленую книжечку, переписала все данные о бедном Диме в свой «черный список» и буквально швырнула паспорт на край стола.
А я молча взял его и поплелся вниз…
Витька все еще петлял по вестибюлю. Заметив меня, он испугался:
– Что случилось, а?
– Молчи, Нытик несчастный! Все из-за тебя… Из-за тебя нашего Диму больше никогда не пустят в читальню. Никогда!.. И он умрет необразованным человеком! Понял?
ОДИН НА ДВОИХ
В очереди у кассы я оказался самым первым - так что мог даже опираться на маленький деревянный подоконничек. Само стеклянное окошко было еще закрыто, сквозь щелку пробивался желтый электрический свет и было слышно, как кассирша штампует билеты.
С другой стороны на деревянный подоконничек опирался еще и милиционер, следивший за порядком. Он был не похож на того милиционера, который переписал в растрепанный блокнот мой «адресочек»: этот был гораздо нарядней - в фуражке с красным околышем, в красных погонах и вообще весь какой-то начищенный и выглаженный.
Милиционер был очень вежлив и внимателен к людям, стоявшим в очереди за моей спиной.
– Очень прошу вас, товарищи, прижмитесь к стене. Вам же удобнее будет: никто не заденет, не толканет (он именно так и сказал - «не толканет»). И не волнуйте себя, пожалуйста. Билетов много, всем достанется.
Но я уже давно заметил, что даже самые воспитанные и вежливые люди как-то недоверчиво относятся к нам, к мальчишкам. Словно мы обязательно должны сделать что-нибудь плохое.
– Чего ты здесь разлегся?
– совсем другим голосом, будто в нем сидело два разных человека, сказал мне милиционер.
– Все равно билетов не получишь.
Услышав эти слова, Витька, прятавшийся где-то в уголке возле автомата, очень обрадовался и даже глупо заулыбался: вот, дескать, ничего у тебя не получится. Сейчас вместе домой пойдем!
Я поверх маминых очков взглянул на милиционера, потом с презрением - на Витьку, вынул из бокового кармана Димин паспорт и помахал им в воздухе.
– Тогда извиняюсь, - сказал милиционер и зашагал по вестибюлю.
– Сейчас будем кассу открывать, товарищи. Прижмитесь к стеночке, получше прижмитесь.