Пять веселых повестей
Шрифт:
– Давайте собирать бумажную макулатуру, - пропищала со своей парты Леля Мухина.
– Как тебе известно, Леля, мы и это делаем!
– Буланчиков снова заглянул в тетрадку.
– Из собранной нами макулатуры можно сделать двадцать тысяч новых тетрадок. И мы будем продолжать эту работу.
– Будем, будем! А что-нибудь еще!.. Что-нибудь… чего еще не делали!..
– Может быть, Сева Котлов нам поможет?
– сказал Буланчиков.
– Он ведь у нас великий изобретатель!
Все повернулись, стали смотреть на меня и ждать. И, наверно, от этого у меня произошло полное затмение мозгов.
Так
19 ноября.
В последнее время я так привык ко всяким чудесам, что даже перестал обращать на них внимание. И я почти не удивился, когда нашел сегодня в парте записку, опять отпечатанную на пишущей машинке: «Эх вы, горе-изобретатели! Неужели ж вы забыли, что почти в каждом доме есть люди, которые нуждаются в вашей помощи: пенсионеры, инвалиды войны? И еще! Прямо напротив школы вырос новый дом. Неужели не заметили? Да ослепли вы, что ли? Дом еще надо немного принарядить: очистить от мусора, протереть окна и так далее. Тоже ведь неплохое дело, а? Мозгами надо шевелить, ребятки!»
И опять в углу стояли те же три буквы «ТСБ».
Я сразу помчался к Толе Буланчикову и потребовал внеочередного созыва совета отряда совместно с активом.
– Мы же только позавчера собирались, - сказал Толя.
– Нельзя устраивать заседательскую суетню!
Любит наш председатель умные выражения!
– Да при чем тут суетня? Никто вовсе не будет суетиться. Есть гениальные общественно полезные дела! Понял?
На совете отряда я аккуратно изложил все, о чем было напечатано в таинственной записке. Правда, о самой записке я почему-то забыл упомянуть. И все подумали, что новые полезные дела придуманы лично мною. Все хвалили меня, называли «светлой головой», «великим изобретателем» и даже «гордостью класса».
И только один Витька заныл:
– Да-а… У нас на весь дом только один пенсионер - и Севка его обязательно захватит.
– Как тебе не стыдно!
– возмутилась Наташа Мазурина.
– Вы можете вдвоем шефствовать над этим пенсионером. Может, он совсем слабый, больной, бессильный.
– Это хорошо-о, если больной, - протянул Витька.
– А если здоровый?!.
– Ты не должен так говорить!
– вскрикнула Наташа, самая сознательная девочка в нашем шестом классе «В».
– И вообще мы должны быть благодарны Севе Котлову: ведь это он все придумал!
Я стал быстро-быстро собирать книжки. Но, впрочем, какая разница, кто это придумал? Важно, что дела хорошие. Это ведь самое главное! А кто придумал, я, между прочим, и не знаю даже. От кого приходят эти записки? И кто такой «ТСБ»? Кто?!.
30 ноября.
Степан Петрович жил в нашем подъезде на третьем этаже, но мы с Витькой видели его очень редко. У Степана Петровича были, оказывается, больные глаза, он очень плохо видел и редко спускался вниз. Чаще всего он просто сидел дома или дышал воздухом на своем балконе. А балкон этот выходил не во двор, а в переулок, а в переулке нам с Витькой делать было совершенно нечего.
В общем мы редко видели Степана Петровича. А он помнил нас только маленькими, когда мы еще не ходили в школу и не гоняли в футбол. Мы тогда ездили в каких-то белых колясочках по бульвару и вели самый настоящий паразитический образ жизни: целый день или спали, или ели. Степан Петрович сказал, однако, что мы очень славные ребята. Узнав про эти его слова, мама вздохнула:
– Ну, тогда его ждет жестокое разочарование!
И еще мама сказала, что наш подшефный пенсионер станет теперь самым несчастным человеком на свете и что общественность или райсобес должны немедленно спасти его от нашего шефства. Так и сказала: «Спасти!»
– Ничего подобного!
– возмущался я.
– Мы будем за ним ухаживать: варить ему обед, бегать за всякими там покупками, убирать комнату и читать ему книжки!
Мама заявила, что после того как мы один раз сварим обед, надо будет вызывать минимум трех уборщиц, чтобы они скребли кастрюли, в которых все пригорит, чистили плиту и мыли пол. В общем мама почему-то не верила в наши хозяйственные способности.
И очень зря! Я сразу блестяще все организовал. Прежде всего я распределил обязанности: Витька варит обед, бегает за покупками и убирает комнату, а я читаю Степану Петровичу книги и газеты.
Витька, конечно, не согласился. И заныл:
– Ну да-а… Выбрал себе самое легкое!
– Не самое легкое, а самое ответственное. Я взял на себя политическую часть шефской работы! Понял?
Тем более скоро оказалось, что обед варить вовсе не нужно - это делала соседка Степана Петровича. Значит, за Витькой остались только магазины да еще уборка комнаты. И он выполнял эти обязанности с большим удовольствием. Он даже научился различать сорта мяса: какое для супа, а какое для котлет. На рынке Витька обычно долго торговался с молочницами. И тут, между прочим, очень пригодился его характер: он так долго ныл, что молочницы в конце концов уступали ему, лишь бы отвязался. Витька, запыхавшись, влетал в комнату и победным голосом сообщал:
– Сегодня купил молоко на три копейки дешевле!
– Зачем же это, Витя?
– спрашивал своим глуховатым голосом Степан Петрович и протягивал вперед руку: разговаривая с человеком, он почему-то обязательно должен был держать его за плечо или за локоть.
Витька подходил поближе и объяснял:
– Да так интересней! А то скучно очень: подошел, заплатил деньги, купил… Никаких событий!
Каждое утро Степан Петрович получал сразу четыре газеты, и я читал ему вслух. Сперва я очень волновался и читал с выражением, будто стихи декламировал. Но Степан Петрович сказал, чтобы я читал просто и тихо, как разговариваю, как беседую с товарищами, а не надрывал себе попусту горло. И я стал читать по-человечески.
Но дело, конечно, не в этом. А в том, что, читая каждый день по четыре газеты, я стал очень образованным в политическом отношении. Я лучше всех в нашем классе знал теперь о важных событиях, которые происходят у нас в стране и даже далеко-далеко за ее границами, за рубежом.
Я рассказывал ребятам, что даже разные буржуазные газеты восторгаются нашими спутниками. Потому что ими просто нельзя не восторгаться! И даже эти газеты признают, что мы обогнали Америку в очень важных научных вопросах.