Пятьдесят три письма моему любимому
Шрифт:
Лучи заходящего солнца падали ему на лицо. Его глаза сияли, как два голубых зонта с темными точками в центре и золотыми спицами. Отблеск в волосах смягчал черты лица, и он казался гораздо более ранимым.
– Ты видишь только то, чего не можешь получить, – ответила я.
– Может быть. А может, ты была во мне так долго, что там не осталось места больше ни для кого.
Я резко втянула носом воздух.
– Ты выдумал обо мне то, чего во мне нет. Это все только у тебя в голове.
– Эта
– Трой, это просто физическая тяга. Ничего больше.
– Ладно. – Он глубоко вздохнул. – Тогда давай закрутим дикий, безумный роман. Позволь себе это. Все будет лучше, чем то, что есть. Эта полужизнь. Эта чертова тяга. – Он обвел большим пальцем контур моих губ. – Я не могу перестать думать о тебе – твой запах, твой вкус, твоя кожа…
Я закрыла глаза. Он провел пальцем по моей шее.
Как отказаться от живого, дышащего, трепещущего чувства? Как можно отбросить его, убить и похоронить, чтобы оно никогда не увидело божьего света?
– Держись от меня подальше. – Я вырвалась из его рук. – Я не желаю иметь с тобой ничего общего, Трой.
8. Не так
9 октября 1995 года
– С Днем благодарения, Шейда, – Джейн обняла меня у самой двери. – И с годовщиной!
– Спасибо. И вам хорошего праздника!
Хафиз, Наташа и Заин зашли вслед за мной. Я понесла браунис на кухню.
– Элизабет, как вкусно пахнет! Спасибо, что пригласили нас.
– О, ты принесла мои любимые, – обрадовалась она.
– Шейда, Хафиз, – позвал Боб из гостиной. – Как вы вовремя. Трой как раз собирается уходить.
Я замерла.
Трой?
– Взгляни на этот план. – Боб развернул на обеденном столе большой лист бумаги. – Я как раз показывал Трою некоторые здания, подходящие для его офиса.
– Мне правда пора, Боб. – Трой поставил стакан. – Рад видеть тебя, Хафиз. И тебя, Шейда.
Я поняла, почему он уходит, и у меня все сжалось внутри.
Я не желаю иметь с тобой ничего общего, Трой.
В белоснежной рубашке, темно-синем пуловере и твидовом пиджаке он был бесконечно далек от того Троя в выцветшей черной майке и джинсах, которого я знала, но все равно таким же неотразимым. Даже больше – с этой холодной отстраненностью во взгляде.
– Пойдем, Рейчел, – сказал он.
Только тут я заметила поднявшуюся с дивана длинноногую блондинку в черной водолазке и роскошных брюках.
– Вы уверены, что не можете остаться? – спросила Элизабет.
– Мы встречаем День благодарения с родителями Рейчел.
Ладно. Может, я
– Трой! – подскочили к нему дети.
– Привет, команда! – Он подхватил Заина на руки, но удержался от того, чтобы взъерошить Наташе волосы, что принесло ему дополнительные очки.
– Капитан, – хитро улыбнулся ему Заин.
– Ты что, уже уходишь? – Наташа пошла за ним к двери.
– Боюсь, что так, принцесса. – Поставив Заина на пол, он помог Рейчел надеть пальто.
– Погоди. – Наташа помчалась в кухню и вернулась, неся что-то обернутое в бумажное полотенце. – Мы испекли браунис.
– А ты запомнила?
– Угу. Ты их любишь.
– Спасибо, милая! – он присел на корточки и взял у нее сверток.
– Так я займусь этим местом в центре, – сказал Боб.
– Это будет отлично. Скоро обсудим, – расслышала я до того, как захлопнулась дверь.
Элизабет выглянула в окно.
– Надо же. День благодарения с родителями. Он что, на этот раз всерьез?
– Лиз, прекрати шпионить.
– Я не шпионю, – она выпустила занавеску. – Я только надеюсь, что мальчик найдет себе хорошую пару.
– А мне кажется, ему нравится быть холостяком, – сказала Джейн. – Он вернулся сюда три-четыре месяца назад? А его жизнь в обществе бьет ключом. Про него пишут в колонках сплетен больше, чем про меня за всю мою жизнь.
– И в области бизнеса о нем много разговоров, – добавил Мэтт.
– Мы будем весь вечер обсуждать Троя или все-таки сядем ужинать? – Боб начал убирать бумаги со стола. – Знаешь, – обратился он ко мне, – он в восторге от своего лофта. Я удивлен, что он тебе об этом не сказал.
– Он с самого начала был твоим клиентом, – ответила я.
Улыбнувшись, Боб потрепал меня по плечу.
– Повезло тебе с ней, Хафиз.
Хафиз просиял. Мне нечасто удавалось видеть его таким, но всякий раз от этого возникала боль, словно в сырой день начинала ныть старая рана.
Вечером я надела кружевную коротенькую рубашку, которую хранила в глубине шкафа. В ней я чувствовала себя смелой и сексуальной. Розовый шелк оттенял мою кожу и карие глаза. Я побрызгалась духами и вышла из ванной, слегка смущаясь.
Свет был выключен, и Хафиз уже лежал в кровати. Я скользнула под одеяло и прижалась к нему.
– Я рада, что ты смог вернуться домой к нашей годовщине.
– Я тоже, – ответил он.
– Я по тебе соскучилась, – я прижалась к мужу теснее и погладила его.