Пятьдесят три письма моему любимому

Аттар Лейла

– О, да тут холодное пиво, – сказал он. – Заин, это наверняка для тебя.

Заин хихикнул.

– Нет? Шейда, а ты хочешь?

Дети захихикали громче.

– Мама же не пьет, балда, – сказала Наташа.

– Наташа! – Когда это она начала так себя вести с незнакомыми?

– Мам, все в порядке. Трой крутой, – ответила она.

– Да, мам, я крутой. – Он дернул колечко на крышке.

Вместо тихого шипения раздался громкий хлопок, и Трой весь оказался облитым пивной пеной.

– Черт!

Я громко закашлялась, надеясь заглушить его вскрик.

– Капитан

сказал слово на «ч»! – смеясь, крикнул Заин.

– Дьявол! – Трой замахал руками, стряхивая пиво.

– Держите, Крутой Капитан, – стараясь скрыть улыбку, я протянула ему бумажное полотенце.

– Ах, так? Ты считаешь, это смешно? – он прикрыл банку и встряхнул остатки содержимого.

– Трой, нет!

– А вы что скажете, ребята? – В его взгляде плескалось веселье.

– Давай! – завизжали они.

Ему не понадобилось много времени, чтобы загнать меня в угол у капитанского мостика. Его глаза сияли хищным блеском. Но за те две секунды, что он приближался ко мне, детское веселье исчезло. Мы стояли, тяжело переводя дыхание, и ощущали присутствие чего-то большего, чем мы оба вместе. Мое сердце билось, как копыта тысяч диких коней. Он отступил и опустил банку.

– Повезло вашей маме, что она в белом, – крикнул он двум любопытным зрителям. – Но это же не должно пропасть. Ну, кого облить первым? – И он сделал вид, что гонится за ними.

Каким-то образом ему удалось изобразить, что они победили его.

– Сжальтесь! Сжальтесь! – Он позволил им повалить себя на пол, и вскоре все трое весело катались среди подушек.

– Заин, Наташа! Быстро по местам. Нам пора возвращаться. – Почему-то меня удручало то, как быстро они с ним сдружились.

– Но мы еще не съели браунис [1] , – возмутился Заин.

– Браунис? – сказал Трой. – Без десерта мы не уедем.

Наташа протянула ему коричневый квадратик в салфетке. Трой стянул мокрую майку, сел и откусил большой кусок, закрыв глаза и наслаждаясь шоколадным тянущимся тестом.

1

Десерт американской кухни, пирожное коричневого цвета (англ. brown – «коричневый»), прямоугольные куски нарезанного шоколадного пирога. – Прим. ред.

– А вы рок-звезда? – спросила Наташа, глядя на тату и четки у него на шее.

– Рок-звезда? Нет, я Крутой Капитан, – подмигнул он ей.

Она растаяла.

– Хотите еще?

– С удовольствием.

– Это мама испекла, – сказал Заин.

– Да?

Без майки он казался еще более угрожающим, словно внезапно вырос и заполнил все поле моего зрения.

– Ага. Мы не дадим вам рецепт, – значительно заявила Наташа. – Но мы можем и вам испечь, если захотите.

– О, я хочу. – Взглянув на меня, он впился зубами в последний кусок. – У меня серьезное пристрастие к сладкому.

Мои щеки вспыхнули от неловкости и раздражения. Флиртовать на глазах у детей!

Это. Не. Круто.

– Ну вот и все, – тихо сказал он, заметив, что

я заливаюсь краской. – Думаю, мы сегодня достаточно далеко заехали. – Он поднялся и взялся за штурвал.

Лучше бы он снова надел майку. Или свои очки. Все было бы лучше, чем эти уходящие в джинсы гладкие бронзовые мускулы. Слишком много голого тела. Голые плечи, голая грудь, голая спина.

– Готовы? – обернулся он к детям.

– Да! Да, Капитан!

На сей раз он полным ходом помчался прямо через озеро. Мир проносился мимо нас в потоке радужных капель, деревьев и солнечного света.

– Шейда?

– Что?

Он дернул меня за платок.

– Нет! – сказала я, но он стянул его с моей головы, и ярко-красное забилось на ветру на фоне ярко-синего неба.

Ветер разметал кудри вокруг моего лица. Я попыталась удержать их.

– Оставь, – просиял он самой широкой из своих улыбок.

Сердись на него. Сердись. Сердись.

Но я не могла. По крайней мере, долго. Это было восхитительно – мчаться по озеру, чувствуя, как ветер развевает мне волосы. Я закрыла глаза и подняла лицо к небу. Вытянула руки, ловя проносящийся мимо воздух; мелкие брызги оседали у меня на языке.

К возвращению в гавань мы стали загорелыми, продутыми ветром и хохочущими по любому поводу. Я прищурилась на стоящую на пристани фигуру. Солнце било в глаза, но Заин сумел узнать его.

– Папа! – замахал он.

Мое сердце упало, словно меня поймали едущей не в ту сторону на улице с односторонним движением. Я начала как могла приглаживать волосы.

– Спасибо, Капитан, – сказала Наташа, когда Хафиз вынимал ее из лодки.

Я собиралась последовать за ней, но Трой поймал меня за стропу спасательного жилета.

– Ой, прости. – Я начала нашаривать пряжку. Хафиз уже помог детям снять жилеты.

– Постой. – Трой протянул ко мне руки и стянул жилет, проведя по моим предплечьям.

Я сказала себе, что покрылась мурашками из-за озерной прохлады.

– Тебе удалось, – сказала я, когда Хафиз подал мне руку.

– Очередь на границе сегодня была не очень большой, – ответил он.

Я ощутила укол вины. Он казался усталым и вымотанным, лицо потемнело от ветра, солнца и пыльных сухих дорог. Щетина, с которой он уезжал, отросла в полноценную бороду, от одежды пахло бензином и дешевым кофе. Он не обладал гладким блеском Троя, его привлекательность основывалась на ощущении одиночества, которое окружало его, на том, что тебе хотелось проникнуть в темно-карие глубины его глаз.

– Трой! – К пирсу подошли Боб с Элизабет. – Как думаешь, ты сможешь прокатить парочку стариков?

– Залезайте, – ответил Трой.

– Шейда, накорми Хафиза как следует, – сказала Элизабет. – Он примчался сюда за тобой. – Она помолчала, переводя взгляд с Троя на Хафиза. – А вы знакомы?

Пока она представляла их друг другу, я затаила дыхание.

Трой, это Хафиз, муж Шейды. Ее якорь, ее скала, ее надежная гавань.

Хафиз, это Трой, течение, которое унесло ее в открытое море так далеко, что она позабыла дорогу домой.