Пятнадцать часов
Шрифт:
– Он был героем, - сказала первая старуха, и Ларн начал понимать, что здесь происходит что-то ужасно неправильное. – Они все герои, все гвардейцы, погибшие здесь.
– Они мученики, - сказала вторая. – Отдав свою кровь для защиты этого места, они сделали землю этого города священной.
– Брушерок – святая и неприступная крепость, - подхватила третья. – Орки никогда не возьмут ее. Мы остановим их наступление здесь. А потом мы отбросим их назад и отберем у них всю планету.
– Так говорят комиссары, - добавила четвертая без особого убеждения.
Отвернувшись, они исчезли из поля зрения Ларна, шелест их лохмотьев был
«Это не просто яма», подумал он, сходя с ума от отчаяния. «Это могила! И меня хоронят заживо!»
– Не скорбите об этой ушедшей душе, - услышал он суровый и равнодушный голос, когда первая лопата земли упала в могилу. – Человек, рожденный от женщины, смертен. И как человек получает жизнь по воле Бессмертного Императора, так по Воле его и умирает…
Чувствуя, как земля сыплется на его лицо, Ларн отчаянно пытался встать на ноги. Закричать. Завопить. Это было безнадежно. Он не мог двинуться.
– Хотя душа человека может быть бессмертна, тело было создано, чтобы покинуть этот мир, - продолжал голос. – И пусть плоть этого человека разложится, ибо только Император бессмертен.
Беспомощный Ларн почувствовал, что ослеп, когда новая лопата земли высыпалась на его лицо. Земля попадала в его рот и ноздри, он чувствовал, что все больше земли сыплется на его тело, тяжесть ее становилась все более невыносимой, пока невидимые копатели могилы продолжали свою работу. Вскоре его легкие сдавило тяжестью земли, засыпавшей грудную клетку, рот и нос забило землей, и он не мог больше дышать. Он был слеп и нем, его сердце билось все слабее, но в последних вспышках беспомощного ужаса он еще слышал слова, произносимые спокойным и безжалостным голосом над ним.
– Пепел к пеплу, - продолжал голос бесстрастно. – Прах к праху. Жизнь окончена. Пусть тело этого человека будет предано земле…
– Вот, видишь, я был прав, - услышал он голос Давира. – Я говорил тебе, что он не мертв. Конечно, я доверяю твоему медицинскому суждению в таких вещах, Свенк, но все-таки редко можно найти мертвеца, который еще дышит.
Кое-как открыв глаза, Ларн с изумлением обнаружил, что лежит на спине на полу незнакомого блиндажа, а над ним склонилась тощая фигура медика Свенка. На секунду он вспомнил об открытой могиле и тяжести земли на груди. «Наверное, это был кошмар», подумал он. Потом, почувствовав, что едкий запах заставил глаза заслезиться, он понял, что Свенк открыл пузырек с нюхательной солью и сунул ему под нос. Слабо оттолкнув пузырек, Ларн попытался встать, но Свенк твердой рукой остановил его.
– Не так быстро, салага, - сказал он, подняв руку и держа три пальца перед лицом Ларна. – Сколько пальцев ты видишь?
– Три, - сказал Ларн, заметив, что Булавен присел с другой стороны и с беспокойством смотрит на него.
– Мы думали, что тебе уже конец, салага, - сказал Булавен. – Когда ты упал, я был уверен, что взрывная волна превратила твои внутренности в жидкость. Такое иногда бывает, даже если тебя не заденут осколки. Однако, я рад, что ты еще жив.
– А сейчас сколько? – спросил Свенк, изменив число поднятых пальцев и держа их перед Ларном.
– Два.
– Хорошо, - сказал Свенк. – Можешь вспомнить свое имя.
– Ларн. Арвин Ларн.
– Откуда ты, Ларн?
– Откуда? Снаружи… там стреляют…
– Верно. Но я спрашиваю о твоем родном мире, Ларн. Где ты родился?
– Джумаль, - ответил Ларн. – Джумаль IV.
– Превосходно, - сказал Свенк, на лице его появилась улыбка. – Прими мои искренние поздравления, салага. У тебя нет сотрясения мозга, и ты признан годным для службы. Если у тебя в следующие двенадцать часов начнется головокружение и тошнота, выпей два стакана воды и зови меня. Да, а что касается головной боли, которую ты, несомненно, сейчас испытываешь? Не волнуйся, это хороший знак. Это значит, что ты еще жив.
– У тебя удивительный подход к больным, Свенк, - сказал Давир, неожиданно появляясь из-за плеча медика и глядя на Ларна. – Просто замечательный. Ты делаешь честь своей профессии.
– Спасибо, Давир, - сказал Свенк, перекидывая ремень своей сумки через плечо и вставая. – Всегда находил такие похвалы глубоко трогательными. А сейчас, извини, я должен пойти и проверить другие блиндажи на предмет раненых. Учитывая, с какой основательностью нас сейчас обстреливает наша же артиллерия, вполне возможно, есть и другие, которые сейчас больше нуждаются в моих медицинских талантах. Хотя должен предупредить тебя, салага, - добавил он, глядя на Ларна с притворной серьезностью. – Хотя быть раненым дважды за один день у нас не столь уж и неслыханно, это все же предполагает некоторую небрежность по отношению к своему здоровью. Если еще раз обратишься ко мне сегодня, мне придется взимать с тебя плату за мои услуги.
Свенк повернулся и быстро пошел к двери в дальнем углу блиндажа. Видя, как медик открывает дверь и поднимается по ступенькам на поверхность, Ларн услышал приглушенные звуки взрывавшихся снарядов. «Нас все еще обстреливают», подумал он, туман в его мозгу начал медленно рассеиваться, и он понемногу приходил в себя. «А медик Свенк собирается идти под обстрел, искать раненых, которым нужна его помощь. Невероятно. Он или безумец, или самый храбрый человек, которого я когда-либо видел».
– Ты плохо выглядишь, салага, - сказал Булавен, все еще сидя рядом с Ларном и с беспокойством глядя на него. – Ты очень бледен.
– Ну и что? – сказал Давир. – Насколько мы знаем, это его нормальный цвет лица, после того, как из него выбьют дерьмо. В любом случае, Булавен, ты слышал, что сказал Свенк: салага здоров и годен. А сейчас прекрати кудахтать над ним как тупая курица и поднимай его на ноги. Если салага не умирает, ему нечего валяться здесь и занимать ценное место.
– Пошли, салага, - сказал Булавен, помогая ему встать на ноги. Поднявшись, Ларн в первый раз оглядел внутренности блиндажа, в котором оказался. – Осторожнее. Если почувствуешь, что у тебя подгибаются колени, просто обопрись на меня.