Пятое Правило Волшебника, или Дух Огня
Шрифт:
– Обе твои жены велят тебе немного отдохнуть, – сообщила Дю Шайю.
Ричард опустился на землю. Серые глаза обратились на Кэлен. Она вцепилась в его руку, мысленно вознося благодарность добрым духам.
– Не знаю в точности, – начал он. – Просто этот звук – словно оглушающий колокольный звон – внезапно взорвался в моей голове. Боль была… – Он слегка побледнел. – Не могу объяснить. Ничего подобного я в жизни не испытывал.
Ричард сел, мягко оттолкнув руки Кэлен и Дю Шайю.
– Теперь все в порядке. Что бы это ни
– Не уверена, – покачала головой Кэлен.
– Да не бойся же! – Ричард растерянно покачал головой. – Было такое чувство, будто что-то буквально рвало мне душу.
– Но не вырвало, – сказала Дю Шайю. – Попыталось, но не смогло.
Она говорила совершенно серьезно. И Кэлен поверила ей.
Потряхивая гривой, лошадь стояла, впечатав копыта в поросшую травой землю. Все инстинкты вопили, что надо бежать. Волны паники прокатывались по ней, но она не двигалась.
Человек ушел за водопад, в черную дыру.
Лошадь не любила дыры. Ни одна лошадь их не любит.
Человек закричал. Земля содрогнулась. Это было давно.
И с того времени она стоит неподвижно. Теперь все тихо.
Однако лошадка знала, что ее друг жив.
Она издала низкое протяжное ржание.
Лошадке было одиноко.
Для лошади нет ничего хуже одиночества.
Глава 49
Энн открыла глаза. И с удивлением разглядела в тусклом свете лицо, которое не видела вот уже много месяцев. С тех пор, как была еще аббатисой Дворца Пророков в Танимуре, что в Древнем мире.
Средних лет сестра смотрела на нее. Средних лет, если считать пятьсот с чем-то лет средним возрастом, напомнила себе Энн.
– Сестра Алессандра.
Говорить было больно. Губы заживали плохо. Челюсть до сих пор с трудом двигалась. Энн не знала, сломана она или нет. Даже если и сломана, все равно ничего не поделаешь. Будет заживать, как у всех обычных людей. Магии-то нет.
– Аббатиса, – холодно кивнула женщина.
Энн вспомнила, что у Алессандры была коса. Длинная коса, которую она всегда укладывала короной. Теперь ее седеющие волосы были обкромсаны и свисали чуть выше плеч. Энн пришло в голову, что такая прическа куда больше подходит Алессандре к ее довольно-таки выдающемуся носу.
– Я принесла вам поесть, аббатиса, если хотите.
– Почему? Почему ты принесла мне поесть?
– Его Превосходительство желает, чтобы вас кормили.
– Почему ты?
– Вы меня не любите, аббатиса, – слегка улыбнулась женщина.
Энн постаралась изобразить как можно более сердитый взгляд. Но сильно сомневалась, что с такой опухшей физиономией ей это удастся.
– Вообще-то говоря, сестра Алессандра, я люблю тебя так же, как люблю всех чад Создателя. Мне просто претят твои действия. Ты продала душу Безымянному.
– Владетелю Подземного мира. – Улыбка сестры Алессандры стала
Энн отвернулась, хотя от миски с жарким шел божественный аромат. Беседовать дальше с падшей сестрой она не желала.
Будучи закованной, Энн не могла есть самостоятельно. Она безоговорочно отказалась принимать пищу из рук сестер, предавших ее вместо того, чтобы стать свободными. И до сего момента ее кормили солдаты. Эта обязанность не вызывала у них восторга. Судя по всему, результатом их отвращения к обязанности кормить старуху и было появление сестры Алессандры.
Сестра Алессандра поднесла ложку ко рту Энн.
– Вот, поешьте. Я сама приготовила.
– Почему?
– Потому что подумала, что вам понравится.
– Надоело отрывать ножки муравьям, сестра?
– Какая же у вас отменная память, аббатиса! Я не делаю этого с детства, с тех пор, как впервые появилась во Дворце Пророков. Если мне не изменяет память, именно вы убедили меня расстаться с этой привычкой, поняв, что я просто несчастна, оказавшись вдали от дома. Ну а теперь попробуйте ложечку. Пожалуйста!
Энн искренне изумилась, услышав из уст Алессандры слово «пожалуйста». И открыла рот. Есть больно, а если не есть – ослабеешь. Энн могла отказаться от пищи или найти какой-нибудь другой способ умереть, но у нее имелась не выполненная еще задача и, следовательно, повод жить.
– Неплохо, сестра Алессандра. Совсем даже недурственно.
Сестра Алессандра улыбнулась почти что с гордостью.
– Я же вам говорила! Вот, съешьте еще.
Энн ела медленно, аккуратно пережевывая мягкие овощи, стараясь не травмировать лишний раз поврежденную челюсть. Куски мяса она заглатывала не жуя.
– На губе у вас, похоже, останется шрам, – заметила Алессандра.
– Мои любовники будут премного огорчены.
Сестра Алессандра засмеялась. Не грубым циничным хохотом, а искренним звенящим веселым смехом.
– Вы всегда умели меня рассмешить, аббатиса.
– Да, – ядовито ответила Энн. – Поэтому-то и не понимала так долго, что ты перешла на сторону зла. Я думала, что моя малышка Алессандра, моя счастливая веселушка Алессандра никогда не будет втянута в злые игры. Я так верила, что ты любишь Свет.
Улыбка сестры Алессандры исчезла.
– А я и любила, аббатиса.
– Пфе! – фыркнула Энн. – Ты любила только себя!
Сестра некоторое время помешивала суп, затем протянула следующую ложку.
– А может, вы и правы, аббатиса. Обычно вы всегда были правы.
Энн жевала овощи, взглядом изучая мрачную крошечную палатку. Аббатиса устроила такой скандал, когда ее попытались оставить с сестрами Света, что Джеган, похоже, предпочел поместить ее в персональную маленькую палатку. Каждую ночь в землю вгонялся длинный стальной штырь, к которому приковывали Энн. А палатку ставили уже потом.