Пятый свидетель
Шрифт:
— Нет. Он хотел за это десять тысяч долларов.
Повисла пауза, я ждал.
— Микки в общем-то это не так уж и много за то, что дискредитирует улику обвинения.
— Нельзя платить за улику, Лайза. Заплатите — вам конец. Где ваш муж остановился?
— Он мне не сказал.
— Вы говорили с ним при личной встрече?
— Да, он приезжал сюда. Выглядел как подзаборный кот.
— Мне нужно найти его, чтобы послать ему повестку. У вас есть…
— Он не будет выступать в суде. Не важно, по какому поводу. Так он мне сказал. Он хочет только денег и еще полюбоваться на
На стойку передо мной поставили тарелку с едой, и бармен долил чаю в мой стакан. Я поддел вилкой корочку на пироге, чтобы выпустить пар. Пирог остынет достаточно, чтобы его можно было есть, минут через десять.
— Лайза, послушайте меня, это важно. У вас есть хоть какие-то догадки насчет того, где он мог остановиться?
— Нет. Он сказал, что приехал из Мексики.
— Это вранье. Он все это время был здесь.
Похоже, она была ошеломлена.
— Откуда вы знаете?
— Отследил по телефону. Не важно. Если он вам позвонит или зайдет, выясните, где он живет. Пообещайте ему, что он скоро получит деньги, или что угодно другое, но узнайте мне место его пребывания. Если мы сможем притащить его в суд, ему придется рассказать о молотке.
— Я попробую.
— Не пробуйте, Лайза, а сделайте это. Ведь речь идет о вашей жизни.
— Хорошо-хорошо.
— Во время вашего разговора он хоть как-нибудь намекнул, где находится молоток?
— Не прямо. Сказал только: «Помнишь, когда я занимался изыманием, я всегда держал его в машине?» Когда он работал в дилерской конторе, ему иногда приходилось изымать машины за неплатеж. Они там по очереди выполняли эту обязанность. Думаю, он возил молоток с собой для самообороны или на тот случай, если нужно было взломать замок или еще для чего-нибудь.
— Значит, он дал понять, что молоток из вашего комплекта инструментов находится у него в машине?
— Вроде того. В «бимере». Но эту машину забрали после того, как он бросил ее и исчез.
Я кивнул. Нужно озадачить этим Циско, пусть попробует узнать, нашли ли молоток в багажнике «БМВ», брошенного Джеффом Треммелом.
— Хорошо, Лайза. А какие у Джеффа были друзья? Здесь, в городе.
— Не знаю. У него были друзья в фирме, где он работал, но он никогда не приводил их домой. У нас в общем-то не было друзей.
— Вы знаете имена кого-нибудь из этих людей?
— Да нет вроде бы.
— Лайза, вы мне совершенно не помогаете.
— Простите. Не могу вспомнить. Мне не нравились его друзья. И я не подпускала их к дому.
Я покачал головой и подумал о себе. А у меня есть друзья вне работы? Могла бы Мэгги ответить на такой же вопрос, если бы ее спросили обо мне?
— Ладно, Лайза, пока достаточно. Я хочу, чтобы вы подумали о завтрашнем дне. Вспомните, о чем мы говорили. Как вы должны вести себя и реагировать на происходящее в присутствии присяжных. От этого многое будет зависеть.
— Я знаю. Я готова.
Это хорошо, подумал я. Хотел бы я сказать то же самое о себе.
Желая, видимо, отчасти возместить потерянную пятницу, судья Перри ограничил регламент вступительных речей получасом. Решение было объявлено, несмотря на то что и обвинитель, и защитник все выходные якобы работали над своими текстами, рассчитанными на час каждый. На самом деле такое решение было мне на руку. Я сомневался, что смогу заполнить и десять минут. Чем больше говорит защитник, тем больше мишеней для обстрела в заключительной речи дает он обвинителю. Меньшее всегда оборачивается прибытком, когда речь идет о защите. Тем не менее о таком судейском капризе стоило подумать. Это было явное послание. Судья давал понять нам, всего лишь адвокатам, что в этом зале и на этом процессе хозяин — он. А мы — лишь посетители.
Фриман выступала первой, а я, согласно своей обычной практике, слушая обвинителя, не сводил глаз с присяжных. При этом слушал я очень внимательно, чтобы быть готовым в любой момент заявить протест, но не смотрел на нее. Мне важнее было по глазам понять, как воспримут Фриман присяжные. Я хотел знать, оправдаются ли мои интуитивные ожидания на их счет.
Фриман говорила свободно и красноречиво. Никаких театральных эффектов, никакого хвастовства. Это была речь человека, твердо нацеленного на приз.
— Всех нас привела сюда сегодня одна причина, — говорила она, с уверенным видом стоя лицом к присяжным посреди свободной площадки-колодца перед судейской скамьей. — Эта причина — человеческий гнев. Гнев, который накопился в душе из-за сокрушительных неудач и предательств и который вырвался наружу.
Разумеется, большую часть времени она потратила на то, чтобы остеречь присяжных от, как она выразилась, дымовой завесы и игры зеркал, к которым будет прибегать защита. Не сомневаясь в надежности своего дела, она решила сосредоточиться на том, чтобы подорвать мое.
— Защита будет пытаться навязать вам свой набор доказательств: тайные заговоры и высокая драма. Однако при всей своей чудовищности это убийство — простое. Не позволяйте увести себя в сторону. Внимательно наблюдайте. Внимательно слушайте. Старайтесь убедиться, что все сказанное здесь сегодня будет подтверждено в ходе процесса доказательствами. Надежными доказательствами. Это было хорошо спланированное преступление. Убийца знала распорядок дня Митчелла Бондуранта. Убийца подстерегла Митчелла Бондуранта. Убийца сидела в засаде и молниеносно атаковала Митчелла Бондуранта с предельной жестокостью. Эта убийца — Лайза Треммел, и в течение настоящего процесса она предстанет перед лицом правосудия.
Фриман указующим перстом гневно ткнула в сторону моей клиентки. Лайза, как я ее научил, ответила ей немигающим взглядом.
Я сосредоточился на присяжном номер три, который сидел в центре первого ряда. Линдер Ли Ферлонг-младший был моим козырным тузом. Я рассчитывал на него как на «верняка», который по всем вопросам будет голосовать так, как нужно мне. Хотя бы для того, чтобы не дать жюри прийти к единогласному мнению.
За полчаса до начала отбора присяжных секретарь суда вручил мне список из восьмидесяти фамилий кандидатов в первый состав жюри. Я передал его своему сыщику, который, выйдя в коридор, тут же открыл лэптоп и принялся за работу.