Пылающий берег
Шрифт:
– Что ты нашла, Малышка, – снова какого-то детеныша?
– Я спасла отважного английского летчика, но он сильно ранен…
– По мне, так он выглядит неплохо.
– Анна, не будь такой ворчуньей! Иди сюда, помоги мне. Нужно отвести его в кухню.
Они быстро переговаривались, но, к изумлению Майкла, он мог понять каждое их слово.
– Я не пущу в дом какого-то солдата, ты это знаешь, Малышка! Мне ни к чему какой-то кот в одной корзинке с моим маленьким котеночком…
– Он не солдат,
– И наверняка такой же похотливый, как любой кот!
Она использовала слово «fris», и Сантэн вспыхнула.
– Ты отвратительная старуха… а теперь подойди и помоги мне.
Анна очень осторожно оглядела Майкла, а потом неохотно признала:
– У него хорошие глаза, но я все равно ему не доверяю… ох, ладно, но если только он…
– Мэм, – заговорил наконец Майкл, – вашей добродетели ничто не угрожает рядом со мной, торжественно клянусь вам в этом. Как вы ни восхитительны, я сумею совладать с собой.
Сантэн развернулась в седле и уставилась на него, а Анна отступила в изумлении, а потом восторженно захохотала.
– Он говорит по-фламандски!
– Вы говорите по-фламандски! – обвиняющим тоном повторила Сантэн.
– Это не фламандский, – возразил Майкл. – Это африкаанс, южноафриканский голландский.
– Это фламандский! – заявила Анна, подходя к нему. – А любому, кто знает фламандский, рады в этом доме.
Она протянула руку к Майклу.
– Поосторожнее, – встревоженно предупредила ее Сантэн. – Его плечо…
Она соскользнула на землю, и женщины вместе помогли Майклу спуститься и повели к двери кухни.
В этой кухне дюжина поваров могла бы приготовить банкет для пяти сотен гостей, но сейчас лишь в одной из плит горел скромный огонь, и Майкла усадили на табурет перед ним.
– Принеси-ка твою прославленную мазь, – распорядилась Сантэн.
Анна поспешно ушла.
– Так вы фламандка? – спросил Майкл.
Он был в восторге от того, что языковый барьер рухнул.
– Нет-нет…
Сантэн уже схватила огромные ножницы и принялась срезать обгоревшие остатки рубашки с ожогов Майкла.
– Нет, просто Анна с севера, и она стала моей няней, когда мама умерла, а теперь она считает себя моей матерью, а не просто служанкой. Она учила меня своему языку еще с колыбели. Но вы, вы-то где ему научились?
– Там, откуда я приехал, на нем все говорят.
– Замечательно, – кивнула Сантэн.
Майкл не понял, что она подразумевала, потому что девушка не отводила глаз от ножниц.
– Я вас ищу каждое утро, – тихо произнес он. – Мы все так делаем, когда отправляемся в полет.
Сантэн промолчала, но Майкл увидел, что ее смуглые щеки снова приобрели тот чудесный румянец.
– Мы зовем вас счастливым талисманом, ангелом удачи, l’ange du bonheur…
Сантэн засмеялась.
– А я вас называю le petit jaune, желтым малышом, – ответила она.
Желтый «сопвич»… Майкла охватило ликование. Она знала именно его!
А Сантэн продолжила:
– Я жду, когда все вы вернетесь, и пересчитываю моих цыплят, но они так часто не возвращаются, особенно новенькие… И тогда я плачу и молюсь за них. Но вы и тот зеленый всегда возвращаетесь, и я радуюсь за вас.
– Вы так добры… – начал было Майкл, но тут вернулась из кладовой Анна с глиняным кувшином, от которого пахло скипидаром, и настроение упало.
– А где папа? – спросила Сантэн.
– В подвале, проверяет животных.
– Нам пришлось держать всю живность в подвале, – пояснила Сантэн, направляясь к каменной лестнице, что вела вниз. – Солдаты воровали кур и гусей, молочных коров угоняли. Мне пришлось сражаться даже за Нюажа!
Наклонившись над лестницей, она закричала:
– Папа! Ты где?
Снизу донесся приглушенный отклик, и Сантэн закричала снова:
– Нам нужна бутылочка коньяка! – И тут же ее тон стал увещевательным: – Нераспечатанная, папа! Это не для развлечения, а в медицинских целях! Не для тебя, у нас тут пациент…
Сантэн бросила вниз связку ключей. Несколько минут спустя послышались тяжелые шаги, и в кухне появился крупный лохматый мужчина с большим животом; он прижимал к груди бутылку коньяка, словно младенца.
У него были такие же курчавые густые волосы, как у Сантэн; волосы падали ему на лоб, их уже пронизали седые пряди. Усы мужчины были пышными и навощенными и походили на впечатляющие копья. Он хмуро уставился на Майкла единственным темным блестящим глазом. Второй глаз был прикрыт пиратской черной повязкой.
– Кто это такой? – резко спросил он.
– Английский летчик.
Лицо мужчины слегка разгладилось.
– Союзный воин, – сказал он. – Товарищ по оружию… еще один уничтожитель проклятых бошей!
– Вы сорок лет не могли уничтожить этих бошей, – напомнила ему Анна, не сводя взгляда с ожогов Майкла.
Но мужчина не обратил внимания на ее слова и подошел к Майклу, по-медвежьи раскинув руки, чтобы обнять его.
– Папа, осторожнее! Он ранен!
– Ранен! – воскликнул папа. – Коньяк!
Эти слова для него словно были связаны воедино. Он нашел два тяжелых бокала без ножек и поставил их на кухонный стол; подышав на каждый определенно чесночным дыханием, он протер их полой куртки, после чего сломал красную восковую печать на горлышке бутылки.
– Папа, это ведь не ты ранен! – строго произнесла Сантэн, когда он наполнил оба бокала до краев.
– Я не стану оскорблять такого безусловно достойного человека, предлагая ему выпить в одиночку.
Он подал бокал Майклу.