Пылающий меч

Жак Кристиан

Великанша Аберия встала у дверей опочивальни супруги верховного владыки.

— Аберия! Неужели ты знаешь отвар, который вернет мне здоровье?

— Не отвар, госпожа.

— А что же?

— Средство куда более действенное.

Аберия засучила рукава, обнажив свои огромные руки.

— Я… тебя не понимаю…

— Лучшее средство сохранить наш секрет, госпожа, это заставить вас замолчать навсегда. Вы ведь, случается, разговариваете во сне. А это опасно.

Толстуха попыталась приподняться, но руки Аберии уже сомкнулись вокруг ее шеи.

Госпожу Танаи похоронили на дворцовом кладбище. Верховный правитель на церемонии не присутствовал. Он был слишком занят: изучал счета, которые ему принес Хамуди.

— Позвольте мне выразить свое соболезнование, владыка.

— Никто, а уж тем более я, не сожалеет о старой жирной свинье.

Хамуди был щедр, и госпожа Аберия разбогатела. Теперь она работала только на главного казначея.

Устранение супруги верховного правителя, которая столь часто и действенно влияла на ход событий во дворце, было серьезным шагом на пути к завоеванию власти, о которой так мечтал Хамуди.

Но в присутствии верховного владыки Хамуди старался не думать об этом, боясь, что повелитель тьмы прочитает его мысли.

37

Градоправитель Эмхеб вел беседу с царицей Яххотеп.

— Прежде чем стать правителем моего любимого города Эдфу, я ведь имел дело с деревом, делал мебель, — говорил он. — А поскольку вы, госпожа, пожелали сохранить наше начинание в тайне, я своими руками разобрал колесницу гиксосов. Искусное изделие, но слишком тяжелое. Хотя иначе и быть не может, раз едут на ней четыре воина.

— Мы облегчим колесницу, наша будет возить только двоих, — высказала пожелание Яххотеп. — Она станет быстрее и подвижнее.

— Да, это так. Но как сделать ее устойчивой? Нужно еще подумать и о дереве, которое должно быть твердым и легким. Мне кажутся подходящими три вида: тамариск, вяз и дуб. Тамариск у нас в изобилии, а вот дуба и вяза гораздо меньше. Я использую все имеющиеся у нас запасы. Их хватит примерно на сотню колес, а потом придется искать древесину в Дельте или в Азии.

В ответ Яххотеп расцвела ободряющей улыбкой, и озабоченный мастер ответил ей тем же. Несколько успокоившись, он принялся показывать царице, как нужно сгибать дерево для обода, то увлажняя его, то нагревая, и следя за тем, чтобы не сломать.

И вот лежат два готовых колеса с четырьмя спицами!

— Конечно, я воспользовался образцом гиксосов, — признался Эмхеб, — но значительно улучшил его. Каждая спица в их колесах состоит из двух частей, я скрепил их иначе, гораздо надежнее. Все скрепы необычайно прочны, так как я вдобавок использовал разного вида клей, а также нашел смазку, чтобы части меньше изнашивались.

Эмхеб с гордостью погладил прочную ось, на которой будет крепиться сама колесница, и показал дышло длиной в полтора человеческих роста — такова должна была быть длина, чтобы запрячь лошадей.

— Из чего ты собираешься делать обод?

— Из тонких медных полос, которыми обтяну колесо. Колесница будет очень подвижна, и ей не будут страшны никакие ухабы.

Наконец настал день испытаний.

— Где ты собираешься искать двух безумцев, которые будут готовы встать на колесницу и пустить лошадей во весь опор? — осведомился Усач.

— Только среди нас, — отвечал Эмхеб. — Испытания — величайшая тайна, так распорядилась царица. Круг посвященных очень невелик. Мы не можем рисковать жизнью фараона Яхмоса, а хранитель печати Неши при всем своем уме мало приспособлен к физическим упражнениям. Управитель Карис слишком стар. Хирей слишком тяжел. Я изготовляю сами колесницы, стало быть…

— Я и Афганец?

— Вы справлялись и с более опасными поручениями.

— Я в этом не уверен, — кисло отозвался Афганец.

— Не медлите, поднимайтесь. Усач будет править лошадьми, а Афганец — стрелять в соломенное чучело. Цель проста: попасть в него на полном скаку.

— Наша победа в ваших руках, — подбодрила воинов Яххотеп. Фараон присоединился к ней одобрительным кивком головы.

Усач и Афганец поднялись на колесницу.

Оба они в трудных обстоятельствах признавали одну-единственную тактику — прорыв.

Колесница помчалась вперед как стрела, но когда Усач на полном ходу повернул лошадей, она опрокинулась, и оба седока оказались на земле.

— Подумать только, ничего уже не болит, — радостно сообщил Афганец. — Кошечка! Ты настоящая волшебница.

— Не зря моя жена отвечает за быстрое исцеление воинов, — раздулся от гордости Усач. — Ты не первый раз испытываешь на себе ее искусство.

— Когда вы продолжите испытания? — осведомилась красавица-нубийка.

— Нас пока ничего не торопит, милая, и мы…

— Не должны терять ни секунды. Для того чтобы египетские колесницы были лучше гиксосских, одной пробой не обойдешься, их понадобятся десятки. У вас нет времени лениться, — настаивала целительница.

— Мы же изранены и…

— Два-три ушиба, о которых успели позабыть. Вы прекрасно себя чувствуете и можете себе позволить опрокинуться с колесницей еще разок-другой.

Кошечка оказалась хорошим пророком, ее слова сбылись.

Проходили месяцы. Эмхеб все более усовершенствовал колесницу, добиваясь, чтобы она стала действенным оружием против врага. Он увеличил количество клея и смазки, крепя обод и спицы; искуснее укрепил дышло в передке, усовершенствовал упряжь, которая стала необыкновенно удобной — ремни плотно охватывали холку, живот и грудь лошади. Нагрудный ремень был очень широк: не натирал и не врезался.