Пылающий остров
Шрифт:
Вельт окружил Кленова заботой: он ухаживал за ним, как преданная сестра. Фред понял мечту Кленова об ультиматуме Вселенной, поддержал его идею и этим вернул Кленова к жизни.
Как горячо обсуждали они с Вельтом план действий! Фред понимал его с полуслова. Им нужно было выбрать место вблизи воюющих стран, откуда они могли бы пригрозить всей Европе страшным оружием Кленова, заставив правительства повиноваться. Вельт отыскал и купил в Дании старинный замок, где Кленов оборудовал лабораторию. Теперь он мечтал только об одном: скорее приступить к строительству электрической пушки. Выбрасывая из нее свои насыщенные
Кленов невидящим взором посмотрел в окно. За стеклом мелькали огни вечернего города. Экипажи, автомобили, пешеходы однообразной пестротой раздражали глаза.
Его внимание привлек автомобиль несколько необычной формы, остановившийся у отеля. На радиаторе развевался флажок.
Из автомобиля выскочил военный в незнакомом Кленову мундире и, открыв дверцу, вытянулся во фронт.
Из машины вышел другой военный. Проходя мимо окна, за которым сидел Кленов, он повернул голову. Глаза их встретились.
Кленов вздрогнул. Военный улыбнулся и взял под козырек. Он что-то сказал своему спутнику и зашагал к подъезду отеля.
Кленов инстинктивно оглянулся, отыскивая глазами полицейского. Воротничок больно сдавил горло, словно оно было туго затянуто медным проводом.
Военный подошел к столику Клёнова и улыбнулся, выставив свои редкие зубы. Кленов вскочил задыхаясь.
— Прошу вас, Иван Алексеевич, садитесь! Не могу вам передать, как рад вас видеть, — сказал пришедший на чистом русском языке.
Он сел против Кленова, хотя тот продолжал стоять.
— Я крикну сейчас полицейского! — прошептал учёный.
— Совершенно напрасно, Иван Алексеевич! Сейчас мы уже не в Америке, а в Дании, где ваш собеседник пользуется правом дипломатической неприкосновенности военного атташе. Ваше обращение к полиции повредит только вам.
Человек в форме полковника японской армии поправил большие круглые очки в золотой оправе. Широко раскрытыми глазами смотрел на него Кленов. Это был Кадасима.
— Я искал случая встретиться с вами, — сказал японец.
Кленов сел.
— Как? Вы знали, что я здесь? — приглушенно сказал он.
— Не только знал, но и пристально наблюдал за вами, за вашими закупками, приготовлениями. Вы плохо скрывали все это. Поэтому-то я и хотел повидаться с вами, чтобы предостеречь… из личного расположения к вам, конечно!
— Вы? Почти мой убийца! И говорите о личном расположении! — громко сказал Кленов.
— Тише, Иван Алексеевич, здесь могут найтись люди, понимающие по-русски, а от этого будет худо только вам. Русские умеют расправляться с изменниками даже за границей!
Кленов снова вскочил.
— Что вы хотите этим сказать, милостивый государь?
— Успокойтесь, Иван Алексеевич, прошу вас, не привлекайте ничьего внимания. Я же говорю, что сам хотел повидаться с вами, следовательно, все вам объясню.
Кленов сел, тяжело дыша.
— Прежде всего я прошу выслушать меня. Это необходимо, я бы сказал, для нашего взаимного понимания. Я отнюдь не убийца — я солдат и ученый. Во время нашей последней встречи я пытался убрать вас с дороги только потому, что вы объективно вредны для человечества… Да-да, именно объективно. Изобретатель чудовищного смертоносного оружия, которому безразлично, кому оно будет служить, — страшная угроза всеобщему миру!
— Вы ошибаетесь, милостивый государь! Это не так.
— Предположим… Позднее мы вернемся к этому. Во время нашей первой встречи вы обладали тайной, которую мужественно отказались мне открыть. Я уважаю вас за это. Но… тайну эту вы могли открыть другой стране, чем сделали бы ее сильнее моей родины. Как патриот я не мог этого допустить! Я говорю: к сожалению, и в то же время искренне рад вас видеть. Такова уж двойственность человеческих отношений. Итак, как я уже сказал, я не убийца. Я солдат и ученый. Мне кажется, мы даже породнились. Мне хочется считать себя вашим крестным отцом.
Кленов при этих словах передернул плечами. Кадасима невозмутимо продолжал:
— В Америке я видел вас издали, когда с ближайшего горного склона наблюдал чудовищный взрыв Белой виллы покойного Холмстеда. Вы, конечно, понимаете, что с моей стороны было бы непростительным не быть тогда в курсе ваших дел даже и после моего исчезновения. Доклад о всем виденном послужил некоторым смягчением моей вины перед пославшими меня. И вот два месяца назад я снова увидел дорогого мне человека. И где же? Здесь, в Дании! Мой прежний опыт и теперешнее официальное положение быстро помогли мне разобраться, в чем дело. Назначение ваших трансформаторов и компрессоров понятно для меня. Это живо напомнило мне Америку, Холмстедов, которым я верно служил, закончив за это время одно интересное исследование… Итак, вы решили вернуться к своему страшному изобретению? Значит, погибло только одно пылающее облако? А ваше… Подождите, не перебивайте!. Для кого же вы готовите своё смертоносное изобретение? На чьи деньги? Для какой цели? Ответы просты и ясны. Для концерна мистера Вельта-старшего, на его деньги, для той страны, которая больше заплатит мистеру Вельту. Чудовищное оружие может быть использовано против России в теперешней войне. Следовательно, вы, господин Кленов, изменник!
— Ах нет, господин Кадасима! Ничего вы не знаете. Это вовсе не так! — несколько растерянно сказал Кленов.
— Но согласитесь, что это так выглядит.
— У моего изобретения сейчас другое назначение, иная роль и концерна Вельта в этом деле.
— У вашего изобретения одна цель — уничтожение!
Кленов выпрямился:
— Вы правы, господин Кадасима, уничтожение. Но уничтожение чего? Войны!
Теперь пришла очередь Кадасимы удивляться.
— Мое средство настолько сильно, что когда оно будет известно всему миру, люди не осмелятся поднимать друг на друга оружие. Владея им, я могу приказывать миру. Я могу, например, разрушить какой-нибудь остров, скажем Арениду, и показать всем, какой силой обладаю. Я прикажу прекратить войну. Я не изменник, господин Кадасима, я служу человечеству!
Кленов залился румянцем. От волнения он опрокинул на скатерть свой стакан черного кофе.
Японец усмехнулся:
— Вы горячитесь, Иван Алексеевич! Это нехорошо. Мне горячность не раз портила карьеру. Конечно, слово «изменник» оскорбительно, и я понимаю вас. Я сам как дворянин не выношу оскорблений и в подобных положениях теряю над собой власть. Только потому, что это благородно, император простил меня. С тех пор он посылает меня лишь на легальную работу.
— Я не изменник, господин Кадасима!