Пыльца
Шрифт:
Его член вошел в меня, вошел в Белинду, вошел… Попрощайся с Сапфиром, Цветок, который никогда не вянет.
Берликорн кончил во мне, в Белинде. Убийственный момент. Нас проталкивает сквозь каменный член в бассейн стоячей зелени. Писающий Купидон. Тающий дворец. Волосы Джона Берликорна растут голубым клубком. Темный проход – вокруг нас что-то шепчут деревья, а мы бежим по плодовым проходам. Лес живой. Картины…
Потеряны в саду-лабиринте. Луну закрывают облака. Темнота и сладость. Капающие тени. Вокруг нас растут ограды, смыкающиеся, как отверстие между ног женщины. Луна спряталась.
– Койот! – Это мой голос. – Не теряйся, Койот. Стрекозы и светлячки указывают путь сквозь узел любовника. Злость женщины шепчет на меня изо всех углов и линий, лабиринт смыкается. Изгибается моя Тень. Карта моей дочери судорожно деформируется, изменяется с каждой минутой…
Берликорн нам…
…дорога через узел…
Карта Манчестера на голове моей дочери превращается в карту лабиринта.
Берликорн нам помогал. Я читала спутанные проходы по мере того, как они появлялись на теле Белинды.
– Сюда, Койот! – позвала я. – Держись ближе.
Я повела нас вперед, и стены бежали. Пока… пока…
Щель в стене. Туда…
Черное озеро мерцает у нас перед глазами. Ни следа лодки или лодочника. За нами – звук ветвей, дрожащих на ветру. Очень далеко начинает играть духовой оркестр – медленную, неторопливую интерпретацию песни «Михаил, правь лодку к берегу».
– Что дальше, Белинда? – спросил Койот.
Дочь сделала несколько шагов в холодную, холодную воду.
– Наверное, поплывем.
– Лучше молчи.
– А что, есть выбор, Койот?
В ответ – злобный оскал.
Что это был за день. Что за день! Харон задрожал. Он чувствовал себя одураченным. Стоять в раскачивающейся лодке так высоко, как только получается, и ровно, как грабли. Люди что думают, это так просто? Перевозчик на Озере Смерти… может, им стоит разок попробовать! В кошеле под сутаной он позвенел парой монеток, которые заработал за прошедшую неделю. Монетки издали слабый звон. Убого! На что должен выживать бедный перевозчик на Озере Смерти в наши дни? Вчера он… Нет, об этом не стоит даже и думать. Странная компания. Конечно, к нему и раньше приходили странные компании. Если уж они заплатили за это перо, они заработали право зваться странными. Но у этих не было ни обола на всех! Ничего. Большой пятнистый пес. Голая девка, вся в карте. Кусок этого… кусок какого-то дерьма! Сидел у девки на плечах. А потом забрался в лодку. Ухх! Кошмар. Он сразу предложил им убираться в Ад. Ни обола, вообще! Даже не слышали такого слова. Позор! А потом… потом… слово Джона Берликорна…
Сзади Харона заиграл оркестр.
«Что?»
Харон неуклюже повернулся, чуть не перевернув лодку.
«Да! Наконец-то. Прибыл кто-то еще. Новые пассажиры».
Потому что оркестр начинал играть только тогда, когда ожидали новых посетителей. Что там они играют? Что-то новенькое. Кошмарный грохот. В один прекрасный день он приплывет на этот остров, и… и… ну, ладно, забудем. Он повернулся к лесу. Да! Он слышал, как Цербер воем собирает вместе свои собачьи части. Кого-то ждем. Харон надеется, что переносчиков оболов. Не как вчера, когда ему достался только приказ Джона Берликорна: эта компания едет бесплатно. Бесплатно!
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… пусть они пройдут через Цербера. Пусть у них будут булочки, с медом…
Шум сзади. Как будто…
«Нет!»
Он снова обернулся, на этот раз слишком быстро. Лодка зашаталась. Что это? Там что-то на воде, в тумане, что-то как… звук, как будто… его шея завертелась туда-сюда, пытаясь найти точку обзора. Похоже на лодку. Эдакое чертово каноэ.
– Эй! – крикнул он. – Это не ваше Озеро Смерти! Я заработал исключительное право плавать по этому озеру в честной борьбе. Уебывайте из моего озера!
Лодка продолжает наплывать. Он уже видит, что это таки лодка, чертово каноэ. Раскрашенное в черный и белый. Черные точки на белом фоне. И кто-то в нем гребет к его причалу. Его причалу!
– Фиг вы тут высадитесь! – кричит он.
И тогда видит, кто – одинокий гребец. Та девка! Вчерашняя утрешняя. Которая голая и в карте. Это уже слишком. Точно слишком. Она возвращается из путешествия? Никто не возвращается…
– А, Харон, привет, – говорит девка, подогнав лодку к другой стороне причала. – Дай руку.
Что? Ни за что он не протянет ей руку. Пускай падает, ему какое дело. Он она уже прыгнула на доски, и вот…
«Смерть-бля!»
Лодка выбирается из воды. Весла стучат по причалу. Харон изумленно смотрит на весла, которые выпускают деревянные пальцы, как веточки, как клешни! Большие, сильные древесные руки вырастают из палубы, хватаются за доски, переносят тяжелый ствол тела на сухую землю. Тело утрешней собаки прорывается сквозь форму лодки. Это уже совершенно точно слишком, и перевозчик отступает назад, когда на него наплывает Койотова оскаленная пятнистая морда.
– Клевое озеро, Харон, – говорит пес. – Клевая поездка.
А потом хороший толчок пятнистой лапы – и лодочник падает через борт, прямо в воду.
Накопленные оболы тонут в грязи…
Время бежит по сосновому лесу.
И Цербер прижимается к земле на своей загаженной поляне, воя на хохочущую луну, и, вытянувшись, облаивает отряд, который стоит как раз на краю прогалины.
– Моя остановка, Белинда, – говорит Койот.
– Что?
– Путешествие окончилось.
– Койот?
Цербер взбесился и зарычал, мучимый засасывающим безумием, которое сгустилось в каждой из его голов. Но Койот не обратил внимания на слюну, капавшую с многочисленных острых зубов.
– Время пришло, дорогая.
– Дыхание Койота обжигало лицо Белинды. – Пятнистого пса больше нет. Я заменю эту тварь.
– Но…
– Никаких «но». Никаких «если». Только дорога впереди. Поедешь? Примешь заказ?
– Я поняла, – ответила Белинда. – Приму…
И поцелуй цветочного пса. Жадный и страстный, полный вкуса мяты и пламени. И Койот вышел на поляну. Цербер несся к нему, оскалив зубы. Койот велел этому долбопсу пойти поебаться со своим дерьмом. Я не могла смотреть, Белинда тоже. Слыша звук челюстей, рвущих плоть, мы улизнули в лес.