QueenSnake
Шрифт:
Лампа на столике едва тлела, размазывая тёплое пятно света по комнате, и она лежала на кровати, глядя в потолок. Коты-астронавты всё так же лились рядами по обоям, будто живые, движущиеся картинки в каком-то комиксе, а наверху тускло горели золотые звёзды. Дом был пуст. Тайлер ещё не вернулся с ночной смены и должен был приехать лишь к утру. В такую погоду ей не было никакого смысла работать, поэтому она бездельничала, охваченная мрачной тоской.
– Сегодня рисовала по памяти, – сказала мама, которая появилась на том стуле, что стоял перед кроватью. – Ностальгическое настроение?
На столике у лампы лежал её широкоформатный альбом,
– Вид с крыши нашего дома. Не уверена, что точно воспроизвела пейзаж.
– Всё точно. Опять читаешь русские книжки?
– Да, что-то вспомнилось, что давно не держала в руках бумажных книг. Заказала на «Амазоне» пару томов. Это я ещё не читала.
– Отец крепко приучил тебя к русской литературе, – на лице Хелен появилась улыбка. – Помню, как он требовал, чтобы ты давала ему отчёт по одной книжке каждые две недели. Тебе было едва двенадцать, а он уже хотел, чтобы ты штудировала Толстого. Иногда жалею, что не выучила русского. Думала, что в жизни и в работе не пригодится.
– Да, я помню.
– Для него сохранение родного наследия было очень важно.
– Да… Всё забывается. Уже года три к книгам на русском не прикасалась.
– Ты всё ещё злишься на отца… Почему ты так?
Эти слова по своей неожиданности были похожи на холодное прикосновение стали.
– С чего ты взяла? Я вовсе не злюсь, – ответила она.
– От меня не скроешь. Я вижу все твои глубинные чувства, Алекс. Да, ты хочешь гнать эти мысли, и иногда тебе кажется, что успешно, но всё же ты считаешь его виновным. За то, что он погиб и оставил нас одних, за то, что поставил на кон в своём бизнесе слишком многое, лишив нас денег, за то, что был с тобой слишком холоден и вечно пропадал на работе. Винишь его даже за то, что он оставил свою первую семью, хотя это вовсе не твоё дело. Тебе кажется, что его вина есть и в том, что со мной случилось. Будто, если бы он остался жив, если бы мы не переехали, то всё бы изменилось. Но это не правда.
– Даже не знаю, что сказать.
– Можешь не говорить. Я знаю, что ты чувствуешь. Ты знала его хуже, чем я, и была слишком мала, когда мы переживали лучшие свои годы. Хотя годы с тобой тоже не были в наших отношениях плохими, просто мы меньше уделяли времени друг другу.
– Наверное…
– Ты не видела его в больнице, когда он работал и был таким уверенным, словно спасающим всех. Его первая семья осталась в России. Он не взял их с собой сразу, хотел поначалу устроиться, а у его жены там была своя работа, и, вот, он сказал, что пригласит их, когда разгребёт завалы. Потом он встретил меня, мы стали любовниками, и он написал ей, что пришлёт документы на развод. Ты это хотела узнать?
– Я никогда не упрекала тебя.
– Так иногда случается. Думаешь, я виновата в этом? Ты же видела любовь, чувствовала ту боль, что она причиняет, мне ли не знать. Что ты была готова вытерпеть ради неё? Только он мог сделать этот выбор, и он его сделал.
– Хорошо. Ты права, это не моё дело.
– Он хотел обеспечить нас. Я занималась наукой, не думала о деньгах, ты должна была получить лучшее образование, на что-то меньше Оксфорда мы и не рассчитывали, поэтому он взял на себя роль сделать так, чтобы мы ни в чём не нуждались.
– Понимаю.
– Понимаешь, но не принимаешь… Кто знал, что всё так произойдёт? В ту ночь, когда они летели из Израиля в Афины, их самолёт шёл слишком низко над морем. Мы никогда уже не узнаем, что случилось. Говорили, что он был перегружен… четыре человека плюс большой багаж. Говорили, что пилот мог не дотянуть до земли… Жизнь – это хаос, и все твои планы рушатся в один момент. У него же было всё хорошо тогда. Готовился большой контракт. Он говорил мне, что, если всё выгорит, мы выйдем из этого миллионерами.
– Я не виню его.
– Винишь. Просто хочу, чтобы ты знала, как это выглядит для меня.
– Хорошо…
– Ничего не говори. Просто хочу, чтобы ты знала.
*****
Дом, работа, длинные прогоны, мосты Сан-Франциско – всё это было лишь перебивками в каждодневной череде тренировок, и истинная её жизнь проходила в залах, немало которых ей довелось повидать за годы спортивной карьеры. Красно-белые стены юношеской школы в Афинах, большие и светлые лондонские залы с галереей флагов под потолком, маленькие ностальгические залы Западного побережья, которые так хорошо смотрятся на видео. Теперь тоже приходилось совмещать. Бокс у мистера Робертса, борцовские сессии в местной академии греплинга, работа над кардио и физической формой в зале для кроссфита, куда Тайлер достал дешёвый абонемент.
В каждом бойцовском зале можно было заметить признаки той странной религии, что свойственна подобным местам. Не в тех залах, конечно, что созданы лишь ради прибыли, заполненные самыми примитивными мотивационными слоганами, но в местах, где людей бьют по-настоящему, и кровь и пот – это не просто пустые слова. Местах, где ты заходишь куда дальше, чем обычно. Надписи на стенах, призванные направить на истинный путь, портреты бойцов на входе или у самого ринга, известных во всём мире или местных звёзд, обнажённых по пояс как древние герои, кубки и пояса на импровизированных алтарях, регалии забытых побед – вот её проявления. Всё это вместе складывается в некую идею, скорее ощущаемую, чем высказанную открыто.
На первый взгляд тут царила настоящая эклектика. В тех залах, что она посещала лично или просто видела на фотографиях, стены украшали слова и высказывания самого противоположного содержания. Фрагмент буддийской притчи в маленьком боксёрском зале на окраине Гвадалахары, лаконичная мудрость древних самураев в лондонском захолустье, строчки из песен рэперов с Западного побережья в бывшем складском ангаре Нового Орлеана. Однако за всем этим многообразием стояло нечто общее, желание прикоснуться к тому, что называется «путь воина», постичь его во всей полноте, в единстве внутреннего совершенствования и внешнего проявления. Прикоснуться к тому самому пути, что занимал и её мысли.