Раб и Царь
Шрифт:
– Что же этот Царь ему наговорить мог?
– Вот и я хотел узнать. А полковник так заорал на меня, что я сам чуть не поседел.
– Ну, так ты бы подсадил к этому Царю стукача, он тебе всё бы и рассказал.
– Я же говорю, что это невозможно. Любого отморозка к нему подсадишь, а от него уже не отморозок, а другой человек выходит.
Прапорщик почему-то перешёл на шёпот.
– Ты представляешь, в нашей тюрьме стучать перестали. Это же нонсенс, такого нигде нет. А началось всё с того, как он одному зэку сказал, что тот умрёт. Это не байки, я сам всё своими глазами видел. Представляешь, Царь ему это сказал, а тот взял сразу, и умер.
– А ты сам
– Нет.
– Ну и правильно, что боишься.
– Почему это я боюсь? – обиделся прапорщик.
– Да ладно тебе… Передо мной-то не надо хорохориться. Я же тебя насквозь вижу.
– Чего ты там видеть можешь? Ничего я его не боюсь.
– То-то ты такой взвинченный пришёл, и за бутылку сразу.
– Никакой и не взвинченный. Просто выпить захотел.
– Да если бы ты в нормальном состоянии бутылку водки заглотил, тебя бы давно врачи откачивали бы, а у тебя ни в одном глазу.
– Слушай, и вправду, я же целую бутылку оприходовал!
– Вот и я говорю, не связывайся ты с ним.
– Да с чего ты взяла, что это из-за него? Просто водка левая какая-то попалась.
– То-то вы с шурином на прошлой неделе этой левой нализались, не знали, как и успокоить. – Жена внимательно посмотрела на мужа. – С левой бы у тебя голова болела бы. У тебя голова болит?
– Нет.
– Так вот, ложись спать. Пусть теперь у твоего полковника голова болит.
Стоило только прапорщику коснуться головой подушки, как все проблемы перестали существовать. Не было ни полковников, ни царей. Не было вообще ничего. Был только сон без сновидений. Сон, который может быть только после выпитой бутылки водки.
Ему бы послушаться жену, проснуться утром, выпить рассольчика, навернуть тарелочку кислых щей, да и отправиться бы на службу выполнять приказ полковника, так ведь нет. Уже не Царь, а жена, как оскомина, застряла у него в зубах. Какой же он мужик, если советы бабы слушать будет? А это её: «Ну и правильно, что боишься!». Это уж ни в какие ворота не лезет! Это кто боится? Он? Кого? Какого-то вонючего зэка? Да он таких зубров обламывал! Да что там, зубры? Воры в законе перед ним на цирлах ходили. А тут, мальчишка сопливый. Тут не просто поговорить с ним надо, а поговорить с пристрастием, поговорить так, чтобы этот Царь кровью харкал, чтобы в ногах валялся, вот как поговорить надо. Это уже не простое любопытство, здесь принцип. Тут уж или пан, или пропал.
После этого случая жизнь прапорщика каким-то странным образом изменилась. От того спокойного, размеренного и полностью предсказуемого состояния, в котором он находился последние несколько лет, не осталось и следа. Вроде бы всё шло, как всегда, но что-то новое, неспокойное, постоянно теперь раздражало его. Где бы он ни находился, что бы ни делал, мысли его непременно вертелись вокруг Царя. Ноги сами, помимо воли, каким-то образом, приносили его к заключённому. И когда прапорщик пытался объяснить себе, зачем он здесь, и кто его сюда послал, то никаких объяснений в голову не приходило. Он заходил в камеру, садился на табуретку и просто смотрел на Царя. При этом то внутреннее состояние, которое не давало ему покоя ни днем, ни ночью, вдруг исчезало куда-то. Духовное равновесие, или, точнее сказать, – гармония, овладевала им, и он, поглощённый этой сладостной пучиной, сидел и не только не мог, но и не хотел возвращаться в этот мир с его вечными интригами, с суетой, которая ровным счётом ничего не решала, а если что и приносила, так только вред. Он готов был сидеть в камере Царя вечно, но где-то далеко внутри его остатки сознания делали своё чёрное дело. Они
Заключённые, сидевшие вместе с Царём, обычно не произносили ни звука, но однажды Скрипач нарушил эту традицию.
– Что-то вы зачастили к нам, гражданин начальник.
Эта реплика моментально спустила прапорщика на грешную землю. Он вскочил с табуретки и с удивлением посмотрел на Скрипача.
– Я здесь потому что… – прапорщик вдруг понял, что ничего не может ответить.
– Потому что вы ушли оттуда, а куда дальше идти, не знаете, – пришёл на помощь ему Царь.
– Откуда, оттуда? – удивился прапорщик.
– Оттуда, где теперь вас больше нет, – улыбнулся Царь. – Но вы не волнуйтесь, всему своё время. Главное – решиться на первый шаг, а уж дальше всё само сложится.
– Что сложится?
Неожиданно прапорщик осознал глупость своего положения. Он, как дурак, стоит перед зэками, а те несут какую-то ахинею и потешаются над ним.
Желваки заиграли на его лице, а тело задрожало от злости.
– Ну вы ещё пожалеете, что связались со мгой, – процедил он сквозь зубы и вышел из камеры.
Когда сержант закрывал за прапорщиком дверь, до ушей донеслись слова Царя, которые предназначались Скрипачу:
– До чего же трудно сделать этот первый шаг!
От этих слов прапорщик ещё больше разозлился. Он ничего не понял из того, что говорил Царь, но он прекрасно осознавал, что слова, которые он услышал, выходя из камеры, были о нём.
Доведённый своим положением до белого каления, прапорщик почти бегом уносил ноги от проклятой камеры. Неизвестно, куда бы он ушёл, если бы голос дежурного офицера не остановили его.
– Никита Сергеевич! Вас уже час везде ищут. Срочно зайдите к полковнику, он вас ждёт.
Если бы прапорщик мог видеть себя со стороны, то, к своему удивлению, увидел бы, что, когда он зашёл к полковнику, лицо его было красное, как после бани, глаза навыкате, а лоб покрывали крупные капельки пота. Но прапорщик ничего этого не видел и поэтому не понимал, почему полковник с таким удивлением разглядывает его.
– Откуда это вы такой? – спросил полковник заговорческим голосом после продолжительной паузы.
– От него, – почему-то шёпотом ответил прапорщик.
– Кого его?
– Царя.
– И что вы у него делали?
– Ничего.
– Зачем же вы тогда пришли к нему?
– Просто пришёл, и всё.
– Как это, просто?
– Я сам не знаю. Хотел поговорить.
– Ну и как, поговорили?
– Поговорил.
– О чём?
– Не знаю.
– Как это, не знаете? Говорили, и не знаете, о чём?
– Не знаю. Ахинею какую-то плели. Даже повторить не могу.
– Почему же вы тогда так взволновались?