Раб любви
Шрифт:
Нет, это плод ее воображения. Она видела лишь то, что хотела видеть, а не то, что лежало на поверхности.
– Идем в постель, - разорвал Тристан затянувшуюся тишину своим глубоким голосом. Он сжал ее руку.
Джулия вырвала руку из его хватки, загородив себя щитом гнева. Что угодно, лишь бы снова не попасть в его объятья.
– Ты будешь спать - или что там взбредет тебе в голову - один.
Его зубы сверкнули в недоброй улыбке.
– Один? Я так не думаю. Ты не целовала бы так страстно мужчину, если бы не хотела его в своей постели.
– Что, правда? Страстно?
–
– Ты сказал это не потому, что хочешь доставить мне удовольствие?
Он стиснул зубы, было видно, как его челюсти ходили то влево, то вправо, пока от напряжения не щелкнула кость.
– Ты стала бы счастливей, если так и есть?
Он не отрицал, но и не согласился.
– Забудь, - проворчала она.
– Просто ложись спать. Увидимся утром.
– Значит, мы обсудим наши интимные отношения в другой раз?
– Мы поговорим об этом, когда я сочту нужным.
– Джулия упрямо вздернула подбородок.
– Это...
– она обвела рукой комнату, - твоя комната. Вон та - моя, - сказала она, указав рукой куда-то ниже по коридору.
– Я убрал свое оружие. Теперь ты должна провести ночь со мной.
Боже, для мужчины, который старался угождать женщинам, ему требуется чересчур много объяснений. Вероятно, раздражение придало ей сил, потому что следующие ее слова прозвучали довольно твердо:
– Мы будем спать по отдельности.
– Джулия, - мягко прошептал он, все следы былого гнева исчезли с его лица, как кубики льда в пустыне. Ресницы медленно опустились, наполовину прикрыв глаза, губы приоткрылись.
– Нет никаких причин отказывать себе в удовольствии.
– Повторяю: я не заинтересована в тебе как в сексуальном партнере.
– Она казалась сильной и уверенной в себе женщиной, которая знала, чего хочет и от чего отказывается. Так почему же тогда она не чувствует этого на самом деле?
– Я уже доказал, что твои слова - неправда. Ты становишься жидким пламенем в моих руках. Твои ноги обвивались вокруг моих, тесно прижимая меня к тебе, твои губы на моих, твое тело жаждало меня. Я прикасался к месту между твоих бедер - оно было влажным для меня. Так что не говори мне, что не хочешь меня как сексуального партнера.
Потому, как язык Джулии прилип к небу, она поступила, как самая настоящая трусиха: ничего не говоря, она просто повернулась и сбежала в свою комнату, заперев за собой дверь. Она закрыла глаза и опустилась на кровать. И чего она этим добилась? "Неприятностей, - тут же отозвался ее разум.
– Ты получила целую кучу неприятностей".
Глава 5
Чтобы начать разговор, у тебя есть только два слова: да и хозяин.
Тристан вот уже долгое время мерил шагами маленькую прихожую. И с каждым шагом он проклинал женщину за ее непостоянство. Но также он проклинал и себя. Он хотел Джулию, пытался заставить ее хотеть его. Маленький грех по сравнению с ее: она заставила буквально гореть его тело, а затем прогнала.
В Империи такого не случилось бы: женщины толпой окружали его.
Империя.
Никогда не узнает о нынешней жизни - и смерти - его ближайших друзей и семьи. Или уже прошлой жизни. Сейчас они были уже мертвы, так как жили тысячи лет назад в его былой жизни. Люди и места, которые были так важны для него, теперь были похожи на туман в его голове, иногда густой и осязаемый, а иногда настолько прозрачный, что он бы и не узнал, существовали ли они на самом деле, если бы не тягучий, вездесущий аромат.
Он все еще болезненно переживал их потерю. Болезненно, потому что больше никогда не познает истинной дружбы, у него не будет собственного дома. У него будут только прихоти и вечно меняющиеся желания его гуан ренов.
Горечь наполнила жизнь, эмоции, которым он редко позволял проявляться, но с которыми ничего не мог поделать сейчас, окутали его отчаянием, таким явственным, что Тристан чуть ли не зарычал от физической боли. Со злым выражением на лице он посмотрел на пустое пространство вокруг. Он будто посмотрел в зеркало, и отразилась лишь эта пустота и внутри него, которую он обычно прятал. Он потерял свое будущее. Своих возлюбленных.
Может, даже душу.
Что теперь у него было, кроме вечного рабства? Безнадежность присоединилась к горечи, ведя отчаянную войну против его решительности, каждая эмоция царапала Тристана изнутри, раня его и оставляя ссадины. Только гордость все еще останавливала от капитуляции, держала в неповиновении и препятствовала тому, чтобы он кричал в небеса, умоляя Зирру освободить его. Не то чтобы она услышала, но все же желание иногда появлялось. Да, только гордость поддерживала его, из-за которой он и был в таком отчаянии. И все же она одна помогала ему оставаться в здравом уме.
Когда Тристан продолжил расхаживать по прихожей, его шаги стали возбужденными, отрывистыми. Каждая кость в теле горела от мучительных эмоций. Он должен отвлечься, потерять себя в женском теле, теле Джулии. Секс стер бы острые воспоминания о его прошлой жизни. Если он сможет контролировать наслаждение, он сможет контролировать и женщину.
Но Джулия не хотела его.
Он сцепил руки в замок. Что ж, он использует каждое чувственное оружие в его распоряжении, чтобы соблазнить ее. Все это время не позволяя себе и ей затронуть его эмоции.
Хмурясь, он подошел к ее двери и остановился. Он не мог войти без ее разрешения. Эта мысль еще больше рассердила его. Ради Эллии, он ненавидел, когда кто-то говорил ему, что делать. Всегда ненавидел. Он был бойцом, лидером лучшего войска, и все эти годы порабощения не убили его воинские инстинкты.
Воин дает приказы, а не подчиняется им.
Тело затопило отчаяние. Он дотронулся до ручки двери - она легко повернулась.
– Можно войти, Джулия?
– слова быстро сорвались с его губ, будто он презирал то, что говорил.