Рабиндранат Тагор

Крипалани Кришна

По приглашению университета Дакки Тагор прочитал цикл лекций в этом университете, а также посетил ряд городов Восточной Бенгалии. Вернувшись в Шантиникетон, он написал прозаическую драму в четырех актах "Натир Пуджа" ("Поклонение танцовщицы"), основанную на древней буддийской легенде. Это одна из самых простых и захватывающих пьес Тагора, свободная от символических абстракций и интеллектуальных замысловатостей, которые придают некоторым другим его пьесам несколько вычурный характер.

13. Меж двух миров

Отчасти обольщенный приглашениями Муссолини, отчасти заинтересовавшись его личностью, Тагор в сопровождении сына и невестки 15 мая 1926 года отправился морем в Неаполь. (Позднее к ним присоединился П.С. Махаланобис с женой). Как он сам сказал об этой поездке, "для меня это возможность узнать все самому, вместо того чтобы критиковать издалека".

В

Неаполе встретить Тагора приехал также и Элмхерст. "Но поняв, что мое присутствие совсем не одобрялось официальными итальянскими представителями, я объяснил Тагору, что для меня было бы лучше всего оставить его следовать его собственным планам. Он очень расстроился от моего предложения, но я на следующий день уехал домой". Тагор с сопровождающими специальным поездом отбыл в Рим.

7 июня римский губернатор устроил в столице публичный прием, на котором приветствовал поэта от имени Вечного города. На следующий день Тагор прочитал свою первую публичную лекцию "Значение искусства", на которой присутствовал Муссолини. Он был также принят королем Виктором-Эммануилом III и побывал на спектакле по своей пьесе "Читрангода", игравшемся на итальянском языке. Но самое сильное впечатление произвела на него встреча с философом Бенедетто Кроче, который в то время фактически находился под домашним арестом в Неаполе. Общие друзья взяли на себя смелость тайно привезти его в Рим, где 15 июня состоялась эта встреча. В тот же день Тагор поехал во Флоренцию, где Общество Леонардо да Винчи организовало публичный прием в его честь.

Совершая свою поездку по Италии, обставленную почти королевскими почестями, он не представлял себе, что подтасованные и искаженные варианты его речей и интервью занимали первые полосы итальянской прессы в поддержку фашистского режима. Только приехав на отдых в Швейцарию (откуда Ромен Роллан прислал ему настоятельное приглашение), он узнал от Роллана, как его визит использовала итальянская пропаганда, в своих собственных интересах искажая его слова. Он встретился также с Жоржем Дюамелем, Дж. Д. Фрезером, Форелем, Бове, с другими деятелями науки и искусства, и все они поддержали Ромена Роллана. Тагор был потрясен, он никак не мог совместить эти известия с тем, что сам совсем недавно видел "своими глазами". Он никогда не доверял чужим мнениям, но в данном случае убедился, что его собственные впечатления основаны лишь на том, что ему показывали, у него не было возможности самому проверять факты. Свою обеспокоенность поэт выразил в письме к Элмхерсту, закончив его словами: "Если в Вашем распоряжении есть самолет, не могли бы Вы позволить мне нанять его? Я хочу сейчас же улететь в Утарайян, [100] потому что июльские дождевые облака уже собрались над нашим ашрамом, и они спрашивают, куда девался поэт, который должен был встретить их своими благодарными песнями в обмен на музыку дождя".

100

Название его дома в Шантиникетоне. (Примеч. авт.)

Однако музыка человеческой лести оказалась приятней "музыки дождя", так как его триумфальная поездка по Европе продолжалась еще пять месяцев. Из Вильнева он поехал в Цюрих, где выступил с лекцией и читал свои стихи. Здесь он встретился с итальянскими эмигрантами, и они рассказали ему о фашистских зверствах, свидетелями которых были. Глубоко потрясенный всеми этими неоспоримыми свидетельствами, Тагор опубликовал в "Манчестер юнайтед" письмо, в котором объяснил свой визит в Италию и в недвусмысленных выражениях осудил фашизм. Это навлекло на него грубые нападки итальянской прессы.

После трехнедельного пребывания в Англии он посетил Осло, где выступил с публичными лекциями, был принят королем и познакомился с Нансеном, Бьорнсоном, Бойером и другими выдающимися писателями. После второго посещения Стокгольма, где он вновь встретился со Свеном Хедином, он поехал в Копенгаген и познакомился там с Георгом Брандесом и философом Хоффдингом. В поездке по Германии он также повсюду встречал горячий, восторженный прием. Его принял президент Гинденбург. С этого визита началась его дружба с Альбертом Эйнштейном. После недельного пребывания в Праге, где на чешском языке игралась его пьеса "Почта", он через Вену поехал в Будапешт. Там ему пришлось остановиться на отдых в одном из санаториев на озере Балатон, так как из-за утомления, которое он пережил в поездке, здоровье поэта пошатнулось. После людных приемов и лекций в Белграде, Софии, Бухаресте и Афинах, где греческое правительство наградило его орденом Спасителя, он посетил Каир. Заседавший в это время египетский парламент прервал свою работу в честь поэта, а король Фуад подарил Вишвабхарати коллекцию арабских

книг. В декабре он вернулся на родную землю.

Казалось, вот наконец-то настало время для уединения и покоя в Шантиникетоне, к которому он так страстно стремился. В очаровательном стихотворении из "Пуроби" под названием "Аша" ("Надежда") он выразил свое томительное желание найти пристанище в уединенном уголке земли, где бы не было "ни богатства, ни почестей, только немного любви". Однако когда одна сторона его гения расцветала "под сенью часов безделья", другая постоянно вела его на "мучительно выстроенные башни благотворительных деяний". Покой и слава редко уживаются друг с другом. Февраль был посвящен репетициям Драмы "Натир пуджа" ("Поклонение танцовщицы"), поставленной в Калькутте в конце месяца, причем в этом спектакле играл сам автор. А в марте он в очередной раз совершил поездку по западной Индии, в течение которой председательствовал на конференции по литературе хинди, созванной в княжестве Бхаратпур.

Лето он провел в уютном горном местечке Шиллонг в Ассаме, где начал писать свой знаменитый роман "Тин пуруш" ("Три поколения"). Он намеревался создать широкомасштабное произведение, что видно из названия, и начал его великолепно, в лучших традициях повествовательной прозы. Поэт, рассказчик и знаток психологии общества объединили свои усилия и достигли такого гармоничного мастерства, что некоторые критики назвали этот роман "лучшим из всех романов, написанных Тагором". Однако Тагор не был ни Толстым, ни Бальзаком, он не мог слишком долго находиться в мире своих же героев. Поэт, певец и просветитель поочередно брали верх в его внутреннем мире. Поэтому вместо задуманной саги-трилогии он написал историю только одного поколения и отказался от своей затеи. Роман появился в печати два года спустя под измененным названием "Джогаджог" ("В тенетах жизни").

Создавая этот роман, в котором говорится о моральной уязвимости материального успеха, Тагор сам без устали искал новых, неизведанных сфер для приложения своих сил. Миссионерское рвение вновь оказалось сильнее творческого, и в июле 1927 года поэт отправился в свою девятую заграничную поездку, на этот раз по соседним странам Юго-Восточной Азии. Посетив Сингапур, Малакку. Куала-Лумпур, Тайпинь, Пенанг, где его встречали овациями толпы людей, он морем отправился в Индонезию. По пути Тагор сочинил прекрасное большое стихотворение о Яве, которое он прочел (в английском переводе) на банкете, устроенном в его честь в Джакарте. На Яве среди прочих он встретился с Ахмедом Сукарно, тогда сравнительно мало кому известным молодым революционером. На Яве и Бали на Тагора произвели большое впечатление местные танцевально-драматические спектакли и другие культурные традиции, в которых он увидел близость к традициям своей страны.

Этот визит показался очень плодотворным и способствовал восстановлению культурных связей, утраченных несколько веков назад. С тех пор между странами начался широкий обмен студентами. В Шантиникетоне начало развиваться яванское искусство раскрашивания тканей восковыми красками, известное под названием батик, получившее затем распространение в других частях Индии. Глубокое впечатление, которое произвел на Тагора монументальный Боробудур, [101] запечатлено в широко известном стихотворении. В целом посещение живописных индонезийских островов глубоко взволновало его красотой природы и людей этой страны, чувством радости от общения с родственной древней культурой. Отплывая от индонезийских островов, поэт написал еще одно прекрасное стихотворение, посвященное этому визиту, под названием "Сагарика" ("Опоясанная морями"). Посетив на короткое время Таиланд, где он также встретил горячий прием, и прочитав лекцию об образовании в Бангкокском университете, он в декабре вернулся в Индию, успев на ежегодные празднества в Шантиникетоне. В январе 1928 года из Праги вновь прибыл Винценц Лесны. Наверное, ни один иностранный ученый не приложил столько усилий для изучения сочинений Тагора в оригинале, на бенгальском языке, и не проник так глубоко в их дух, как этот выдающийся чешский индолог. Вскоре в Шантиникетон к Тагору приехала знаменитая певица Клара Батт, устроившая там два концерта. Вспоминая об этом посещении в своей автобиографии "Моя жизнь в песне", она писала: "В Индии я встретилась с тремя из самых удивительных людей этой удивительной страны: миссис Энни Безант, Ганди и сэром Рабиндранатом Тагором. Последний уступил мне свою виллу, в которой он написал многие из удивительных стихотворений, стоящих в ряду великих классических произведений мировой литературы.

101

Боробудур — грандиозный буддийский храм на острове Ява (ок. 800 г. н. э.). (Примеч. пер.)