Работа для спецов (Живыми не оставлять)
Шрифт:
— Ти-и-ихо! Всем молчать и слушать хозяина, — вo всю глотку заорал старший надзиратель.
Хасан махнул рукой, и наступила гробовая тишина.
— Все, кто стоит передо мной, признаете ли вы, что я выше вас?
— Да! — хором, по указке надзирателя прокричала толпа.
— Признаете ли вы, что волею судьбы принадлежите мне душой и телом?
— Да!
— Признаете ли вы, что труд ваш священен, ибо он служит мне, вашему повелителю?
— Да!
— Кто ваш хозяин?
— Хасан!
Распаляясь все больше, Хасан продолжал:
— Кому
— Хасану!
— Кто превыше всего?
— Хасан!
Феликс слушал эти бредовые вопросы и заученные однозначные ответы, внимательно разглядывая лица невольников. Он переводил взгляд с лица на лицо, и все они были похожи — в них не было жизни. Пройдя взглядом первую шеренгу, он попытался рассмотреть тех, кого мог увидеть во второй, и вдруг… Да, так и есть — из середины шеренги на него смотрели знакомые глаза. Изменившееся и равнодушное лицо, но глаза, полные жизни, — глаза Крота. Витек, пронеслось в голове, ну, слава богу, ты здесь. Казалось, Феликс сам готов был орать вместе с толпой, он был счастлив вновь увидеть своего верного друга.
Между тем вопли прекратились, и Феликс даже не заметил, как Хасан перешел на философскую тему:
— …И потому все, что вы делаете, вы делаете для себя. Труд превратил обезьяну в человека, и только полноценный труд гарантирует вам жизнь.
Строительство должно вестись еще более интенсивно. Теперь каждому будет установлена норма. Женщины переводятся в разряд поощрительных призов. Только тот, кто выполнит норму, получит право обладать женщиной. Вашу половую анархию я прекращаю — женщин отселить в палатки и привлекать к работам только единой группой под руководством той, кого я назначу старшей.
Тем же, кто будет саботировать строительство, симулировать болезни, ушибы и прочее — я просто не советую этого делать. Лучшее лекарство — кнут, и лечить «больных» будут под моим непосредственным контролем до полного выздоровления. Питание тем, кто выполняет норму, увеличить за счет тех, кто эту норму не выполнит. Любое недовольство будет жестоко караться. Сегодня я никого не наказываю, и это необычно, но у меня хорошее настроение, и я не хочу его портить перед обедом.
И тут произошло то, что резко обострило ситуацию.
Из первой шеренги вдруг выскочил какой-то невольник с куском трубы, невообразимым образом оказавшимся у него в руке, и закричал:
— У-у, крыса ты паскудная! — он бросился в сторону Хасана. Их разделяло чуть больше двадцати метров. Все произошло так неожиданно, что все замерли. Даже сам Хасан со своей непосредственной охраной как будто оцепенели. А человек приближался. И хотя все происходило в считанные секунды, Феликс молниеносно просчитал ситуацию: бездействие бородачей объяснимо — так случается довольно часто, когда события происходят внезапно и даже бывалые бойцы вдруг превращаются в истуканов. Выходка раба в такой форме была настолько неожиданной, что вызвала у всех настоящий шок. У всех, кроме Феликса. Он уже знал, что делать. Убить Хасана этому бедолаге не удастся, в лучшем случае он нанесет ему небольшое увечье и сделает того более осторожным, а у Феликса, вступи он сейчас в схватку, появляется шанс стать близким Хасану человеком. Шанс, который грех упустить. И он начал действовать.
Феликс рванулся навстречу рабу, нанес короткий удар ногой в область солнечного сплетения и вырубил нападающего.
Его переломившееся тело по инерции пролетело метра два и рухнуло почти у самых ног неподвижного Хасана. По толпе пробежал гул, один из бородачей дал длинную автоматную очередь поверх голов стоящих невольников.
— Лежать, всем лежать! — заорал старший надсмотрщик, бледный как мел. Толпа бросилась на землю, машинально заложив руки за голову, хотя такой команды никто не давал. Бородачи направили стволы своих автоматов в разные стороны, включая и внешнюю охрану.
— Оружие не доставать, стоять смирно, — предупредил Валентин подчиненных.
Хасан подошел к Феликсу, пристально посмотрел ему в глаза и произнес:
— Ты спас мне жизнь. Никогда этого не забуду. — И, не обращая никакого внимания на лежащего человека, лежащую толпу, стоящих по стойке «смирно» охранников, резко повернулся и пошел в сторону аула. За ним бросились двое его бородачей-родственников, третий обратился к старшему надсмотрщику и, указав на лежащего, ломаным русским языком приказал:
— Этого лычно пиритащишь в погреб!
Надсмотрщик быстро закивал головой:
— Все сделаю, все, как прикажете!
Толпа продолжала лежать на земле, Валентин после ухода Хасана принял командование на себя:
— Всем встать и бегом в казармы! Всех закрыть. Тебе, — обратился он к старшему охраннику, — выполнять приказ, охране за мной — бегом марш!..
Когда было далеко за полночь, в комнату охраны ввалился сильно пьяный Валентин. Своим шумным появлением он сразу разбудил Феликса.
Пройдя нетвердой походкой через всю комнату, начальник упал на стул, и только близость подоконника спасла его от того, чтобы не свалиться вместе со стулом.
Он молча смотрел на Феликса мутными глазами.
— Тебе что, делать нечего, Валентин? Шарахаешься по ночам, ни себе, ни людям не даешь отдохнуть.
— Ты почему не добил того парня, почему оставил в живых? Отвечай, когда спрашиваю, — процедил Валентин.
— Я не понимаю тебя, если ты хочешь нормально поговорить, то говори яснее, а если и дальше будешь «наезжать», то лучше проспись, а потом поговорим.
— Ты мне, сучок, не указывай: когда, где и что говорить, понял? Ты никто, простой сторожевой пес и молчи, когда говорю я.
— Послушай, командир, а сам-то ты кто? Чем ты лучше меня? Что ходишь все вокруг да около, вынюхиваешь, высматриваешь, ловишь на слове? Для чего? Чтобы потом шепнуть на ушко своему повелителю?
— Ну ты и сука, — побагровел Валентин. — Да кто тебя, дезертира, пригрел, пожалел, на должность посадил, а? Кто тебя из дерьма вытащил? Гнил бы без меня сейчас на каменоломне, мудак.