Работа над ошибками, или Грустная грустная сказка
Шрифт:
Ни-Кит — младший совсем нахмурился.
— Ну, а как это? В башню что ли? — спросил он.
— Натурально, — ответил старик.
— Тьфу-ты, ну-ты, ножки гнуты, уши в валенки обуты, — с облегчением выругался Ни-Кит, — я уж было, подумал, что его в Мэрии держат, а в башне, тьфу, делать нечего, там собаки, они огня бояться, да и купить их можно. Спасибо, бать! И ещё вопрос.
Старик кивнул.
— Огонь кому-нибудь нужен?
— Нет, спасибо. Слава Магистру, огонь не нужен. Пока есть все.
Мы распрощались и вышли из лачуги.
— Жаль
Он задумался о чем-то, потом тряхнул черными кудрями и сказал:
— Пойдем в башню.
— Что за башня?
— Башня Смерти, или Антониева Башня. Я не знаю, что значит "Антониева", это очень древний язык, да и построили её еще, когда Чэно-Куа был ещё под солнцем. Звучит-то оно вроде ужасающе, а на самом деле, бред! Там по территории ходят собаки, но они боятся огня, никогда не подойдут к человеку, у которого в руках огонь. И их можно прикормить, там готовка ужасная, и собаки вечно голодные. В общем ничего страшного, но и легкой прогулки не выйдет.
Мы шли куда-то во тьму.
— Ни-Кит, а Чэно-Куа, был когда-то таким же, как и Тьйарко-Сиэт? — спросила я.
— Ну, не совсем, — подумав, сказал Ни-Кит, — существует очень древняя легенда. Что давным-давно, на земле жил человек, называвший себя сыном богов. На самом деле он был Леко-И-Вес-Та, такой же, как и я, бессмертный. И вовсе не называл себя сыном богов, а был философом, который мог говорить то, что думает. Он был слишком прогрессивен для того времени. Главный духовник этого города, тогда он назывался Ийэр-Суа-Лим, приказал распять философа.
— А как звали философа?
— Иисус, по-моему, это очень древняя легенда. Иисуса распяли. Но на третий день, он воскрес и вознесся на небеса. Он был первым и единственным, кто нашел дорогу в Вес-Та. С тех пор не было на этой земле покоя. Войны пожирали эту землю. И через две тысячи лет, на эту землю пала великая тьма. И все потомки, тех, кто жил во времена Иисуса, стали превращаться с Чено-Леко и пропадать. Попадали они сюда в город, который стали называть Чено-Куа. Так вот во времена Иисуса, жил ещё один человек, имя его утеряно, сохранилась только фамилия — Понтийский. Он был жестоким человеком, вроде вашего Правителя. И помещал в Антониеву башню всех преступников, с тех пор, там до сих пор слышатся крики замученных в этой крепости. Что стало с Понтийским, никто не знает. После распятия Иисуса, которым он руководил лично, память о нем стерлась.
Ни-Кит смолк.
— Как же Тьйарко-Сиэт? — спросила я.
— Ты плохо знакома с нашей историей, — заметил Ни-Кит.
— Древнюю историю я никогда не любила.
— Когда Тьма расползлась по земле, стали появляться Лэко-И-Вес-Та. Они нашли путь к спасению. Они увели свои семьи в далекие земли, где теперь Тьйарко-Сиэт. Один из Лэко-И-Вес-Та захотел построить свой город и основал Э-Ма-Куа, куда привел известным ему путем миллионы обычных людей.
— Правитель Лэко-И-Вес-Та?
— Тот Правитель давно почил. Так вот дальше, случилось страшное. Все, кого Правитель не успел увести, стали Чэно-Леко, и мир тьмы отделился от мира солнца. Единственным путем в мир Тьмы стала смерть, а обратный путь известен немногим.
Ни-Кит замедлил шаг.
— Теперь тише, держись рядом, все будет хорошо, главное не кричи, когда увидишь этих тварей, — шепнул он мне.
От света, который давал факел, я видела только пустырь без травы, только камни и песок, на растрескавшейся земле.
За нашей спиной послышалось глухое утробное рычание. Я прижалась к Ни-Кит.
— Не бойся, малыш, они не нападут, у нас в руках огонь, — он как-то странно улыбался.
Я присмотрелась к темноте перед нами, и сердце мое сжалось от страха. Тенями, еле приметными силуэтами, на границе света и тьмы вокруг нас кружили огромные псы.
— Теперь стоим, — скомандовал Ни-Кит и резко остановился, вынул из кармана кусок свежего мяса, с него ещё стекала кровь.
— Жаль штаны — стирать придется, — сказал Ни-Кит и рассмеялся, — песики, — позвал он и помахал мясом в воздухе. Он размахнулся и кинул его в темноту.
Сотни собачьих лап прошуршали по песку, множество песьих глоток зарычали. Псы дрались друг с другом за кусок мяса, началась свалка.
— Пойдем, детка. Они заняты. Мы им не интересны.
Мы пошли быстро и вскоре оказались у ворот башни.
— Что теперь? — спросила я.
— Собственно двери открыты, — сказал Ни-Кит, толкая массивную дверь, — нам предстоит самое сложное — найти принца в башне. Она огромна. Здесь мотни тысяч заключенных, и почти все сошли с ума. С десяток мы спасли, это в основном наши дипломаты и люди, чьи тела мы нашли. Да, житуха здесь не самая сладкая, — заключил Ни-Кит.
Мы вошли в коридор справа и слева были двери без окошек, из-за которых слышались стенания и крики.
— Пату, — звали мы.
Голоса откликались диким хохотом стенаниями.
— Его здесь нет, это этаж сумасшедших, они сидят здесь никак не меньше полугода.
Мы переходили с этажа на этаж, но повсюду были голоса сумасшедших. Только на пятом этаже нас встретила тишина. С нижних этажей доносились глухие крики.
— Пату, — крикнула я.
— Я здесь, в конце коридора, дверь слева, — услышала я голос.
Мы побежали к этой двери.
— Тут двери должны быть открыты, — заметил Ни-Кит. Я дернула нужную дверь, но она не открылась. Я толкнула её и упала в узкую маленькую камеру.
К противоположной стене висел на цепях Пату. Я бросилась к нему и обняла.
— Извини, что не могу нормально тебя приветствовать, но очень рад тебя видеть.
— Мы пришли тебя освободить, — сказала я.
— Так вот оно что, — подал голос Ни-Кит, — теперь, значит, цепи. Раньше было гораздо легче — пережег веревку и все. А теперь… чего делать будем? — спросил он у нас.
— Неплохо было бы маслом полить, — предложил Пату.
— Извини, масляной лампы не захватили, — нервно отвечал Ни-Кит.