Работа с риском (сборник)
Шрифт:
Мог бы и перезвонить. Но ему, очевидно, сейчас не до нее. Как же – соперника посадили! Наверное, наслаждается победой в одиночестве. Не хочет ей свою радость показывать.
А ведь если Диму посадят, она никогда не сможет быть счастлива. Любовь… Все беды из-за любви. Разве Дима ей чужой? Разве не его она любила так, что готова была сжечь все мосты, бросить к его ногам свою мечту. И ведь бросила… Сначала мечту ради Димы, а теперь и Диму. Ради чего? И что с ним теперь будет? Он же не вернется оттуда, а если и вернется, то в каком состоянии? Как она будет жить, зная, что он мучается из-за нее? Разве она разлюбила его окончательно?
Случившееся
Юля посмотрела на Димин карандашный портрет на стене. Она нарисовала его в самый разгар их любви. Тогда они еще не были женаты. И она мечтала, что они всегда будут вместе. И других мужчин для нее не существовало. Она наивно считала, что ее Дима – единственный и на всю жизнь. Счастье представлялось ярким акварельным полотном. Но жизнь внесла в него свои коррективы. Краски потускнели, выцвели, а теперь еще и грязные потеки появились. Акварель ведь не терпит многослойности. Она легкая и прозрачная. А из Юлиного брака эта легкость давно уже ушла. Но и с Чернаковым она не испытывала легкости. В период расцвета их с Димой любви она переживала невероятный подъем, каждый день был наполнен вдохновением и эйфорией, от одной мысли о нем она ощущала возбуждение и внутренний трепет.
Со Славой спокойно и надежно, как-то обстоятельно, но нет этого ощущения полета. Нет пылкости. Может, в силу возраста. Его возраста. Хотя он безусловно опытный любовник, и заботливый. А Дима всегда заботился больше о собственном удовольствии. Но ее это никогда не напрягало. «Какая пошлость, – одернула себя Юля, – я уже сравниваю их в постели». Хотя… Если сравнивать то, что она испытывает, это, как… Как акварельный этюд и картина, написанная маслом, – маслом ведь можно класть несколько слоев, и не будет грязи. А акварель… Бабочка-однодневка, но сколько в ней честности и искренности. Пусть она живет недолго, зато как…
Она снова взглянула на портрет. Какой он все-таки красивый и мужественный.
И ведь с Димой она когда-то тоже чувствовала себя защищенной. Пока не начались эти запои. Она думала, что это от слабоволия, но ведь он пытался убежать от жизни. Почему? Что его не устраивало? Может, проблемы не только в «чеченском синдроме»? Она впервые задала себе этот вопрос. Раньше злилась, переживала, впадала в отчаяние, презирала, ненавидела, пыталась его убеждать, кричала, даже посуду била. Может, что-то произошло с ней самой, и Дима почувствовал эту перемену? Или Дима не смог найти себя в этой жизни – ведь очень непросто найти себя в нашем странном мире. И под его гнетом зачастую ломаются не самые слабые, а самые лучшие. А она не захотела понять. И помочь. И тоже попыталась убежать. В новую любовь. Или иллюзию любви.
Если б не ее роман с Чернаковым, Дима никогда не совершил бы такое. А она? Как она поступила бы, застукай мужа вместе с любовницей? Вряд ли принесла им кофе в постель… Живо вообразив Димин адюльтер, она ощутила болезненный укол ревности. Да она бы эту любовницу по
И не хотел Дима ее убивать, он этот дурацкий взрыв на эмоциях устроил. Слава сказал, что не признался. А вдруг его бить будут или пытать?! Вон сколько про пытки ментовские пишут. А Слава даже от адвоката ее отговорил. Ну конечно… Зачем сопернику адвокат?
Юля подняла с пола Димину майку, ощутив легкий запах пота и парфюма. Такой родной запах. Дима всегда любил дорогую туалетную воду. Предпочитал «Кензо». «О Боже, я уже думаю о нем в прошедшем времени…» Юля уткнулась в тельняшку и заплакала.
…А Слава? Он же любит ее. Искренне любит. Из семьи даже ушел. И что она теперь ему скажет? Извини, Славочка, но я решила остаться с Димой?
Но Димы-то нет… Он в тюрьме и, скорее всего, не вернется… Господи… Как бы обоих не потерять.
Юля запуталась окончательно.
А в это тяжелое для страны время…
Вячеслав Андреевич Чернаков, подполковник милиции в отставке, очнулся спустя минут десять после воздействия полена на затылочную часть черепной коробки. Коробка жутко болела, но приложить к ней что-нибудь холодненькое он не мог. По той простой причине, что его руки были четко зафиксированы скотчем за спиной. Ноги, правда, оставили свободными. Видимо, потому, что в темном помещении площадью четыре квадратных метра особо гулять было негде.
Помещение, судя по всему, было не чем иным, как парилкой деревенской баньки. Только там так ароматно тянет прокопченной прелой древесиной… Деревянная скамья. Кирпичная печурка с черной затворкой. Металлическая шайка, пара засохших веников на вбитых в бревенчатую стену гвоздях, мочалка… Над дверью – тусклая матовая лампочка. Банька не затоплена, температура чуть выше уличной, зуб на зуб не попадает, даже в пальто. Могли бы и подбросить пару полешков. Дверь стопудово закрыта, не стоит и проверять…
Чернаков попробовал определить свое местонахождение в пространстве, приподнял буйну головушку, сморщившись от боли. Положение оказалось горизонтальным. Он возлежал на полатях, где обычно происходит собственно банно-парильный процесс. Когда он попытался принять вертикальное положение, затылок обожгло огнем, и он опрокинулся обратно.
«Как я здесь, черт возьми, оказался?.. Что было перед этим? Кажется, я в кого-то стрелял. В кого?»
Память возвращалась хуже, чем после суточной попойки. А поскольку Чернаков почти никогда не допивался до бесчувствия, даже в милиции, то и навыка восстанавливать провалы в памяти не отработал.
«Так, я выстрелил из „Осы“. Попал. В ногу. Кому? Прекрасный вопрос. Начнем плясать от печки. Тем более что она рядом… Я ехал в Левашово. Зачем?.. Ага, к хозяину джипа. Хозяин, падла, сфотографировал отдел красок на мобильник и хотел устроить драку возле кафе. А живет этот пряник с Галиной Красной, которую прихватил Лемешев по наколке Харламова… Ну вот, практически все вспомнил. Я увидел зеленую куртку, выстрелил в Сергея (извините, не помню отчества), потом стал куда-то звонить. А дальше – провал и острая головная боль. Щелкнули сзади – спереди я ситуацию контролировал. Кто щелкнул? Увы, не заметил. Пойдем логическим путем. Сам себя я ударить не мог. Галина с ее дружком тоже. Железная логика, поздравляю. Значит, бил тот, кто стоял за спиной. И кто же это? С кем я приехал?