Рабы Тьмы
Шрифт:
Он взглянул на стойку с оружием. Он был хорошим убийцей, и был им всегда. Это была именно та вещь, что так легко давалась ему в детстве, она же позволила ему выжить и затем принесла ему всё, что он знал. И гордость, и статус — какой уж был, — и братство – все они брали начало от лезвия ножа или дула пистолета.
Отойдя от стойки, он вытащил кинжал из ножен на бедре. Генератор силового поля крепился к основанию клинка, но в остальном это было то же самое оружие, которое он принес с Хтонии: прямой клинок, сходящийся к острому кончику, бритвенно–острый, с кровостоком, идущим
Двери зала для тренировок лязгнули замками, открываясь. Экаддон обернулся, глядя, как раздвигаются в стороны их створки. Фальк Кибре шагнул внутрь. Вибрирующий гул терминаторской брони действовал Экаддону на нервы, пока Вдоводел приближался к нему. Экаддон не двинулся, удерживая на лице привычную полу–ухмылку.
— Брат, — Кибре остановился. Даже без брони он был огромен; в доспехах же он превращался в гору угольно–черных пластин и покатых углов.
— Фальк, — отозвался Экаддон. — Если ты пришел проверить свои умения, ты оделся чересчур нарядно.
Кибре коротко рыкнул — или, возможно, это был смех — и прошел мимо Экаддона, раздавливая в кашу тела сервиторов тяжелыми ботинками. Он обошел арену по краю, поворачивая голову и разглядывая останки.
— Опасаешься, что теряешь хватку, брат? — наконец спросил Кибре, пиная отрубленную голову носком ботинка.
— Главное — чтобы клинок в хватке оставался острым, а иначе она ничего не стоит.
— Верно, — проворчал Кибре. — Верно… — Он кивнул на нож в руке Экаддона: — И ты им всё это сделал?
Экаддон покачал головой.
— Это для следующей партии.
— По–прежнему любишь свои детские игрушки, да, братец? Я слыхал, будто ты чуть не убил воина, который пытался отобрать у тебя этот нож — еще на Хтонии, когда тебя забирали в легион. Говорят, ты выколол ему глаз.
— Зря говорят, — отрезал Экаддон.
— Врут, значит… — протянул Кибре. — Кто это подобрал тебя тогда в тоннелях? Сеянус? Старик Вполуха?
— Ты знаешь, кто это был, — осторожно ответил Экаддон.
Взгляд Кибре снова упал на нож в руке Экаддона и метнулся выше — к серебряному шнуру и обсидиановому диску на его запястье. Вырезанный на диске круговорот перьев, когтей и глаз невозможно было разглядеть в полумраке тренировочного зала, но он знал, что узор был там — эхо того узора, что являлся ему во снах. Он привязал амулет на руку на время тренировки, но позже собирался снова надеть на шею. Он всё еще не привык к его весу и прикосновению к коже.
— Верность… — произнес Кибре, взвешивая слова. — Наступают тяжелые времена, времена испытаний. — Экаддон отметил, как он подчеркнул последнее слово.
— Ты имеешь в виду ваш спор с Малогарстом? — Кибре моргнул, и он ощутил вспышку удовольствия. — Я не состою в Морнивале, брат, но я ношу черное, как и ты.
— Мы оба — из Первой роты. Мы охраняем и наблюдаем, и мы слышим…
— Ему нельзя доверять, — сказал Кибре.
Экаддон приподнял бровь, снова улыбнувшись привычной наглой
— Магистр Войны доверяет ему.
Кибре сжал зубы и длинно выдохнул.
— Магистр Войны… в своем… уединении не может ни доверять, ни осуждать. Мы должны сделать это за него. Мы — его стражи.
Экаддон все еще держал бровь приподнятой.
— А что Абаддон? Что думает наш Первый капитан?
— Его нет здесь, но он бы согласился, — Кибре сделал паузу. — Аксиманд согласен.
— А Тормагеддон? — спросил Экаддон. — Как насчет этого существа? Выбрал ли он сторону? Потому что речь идет именно об этом, ты ведь не станешь спорить. Выбрать сторону, очертить границы? Он хочет воспользоваться каким–то колдовством, чтобы… что? Оживить Магистра войны? А вы с Аксимандом полагаете, что колдовские знания, полученные от таких, как Эреб или Лоргар, — слишком подозрительны, и что Магистр Войны очнется сам.
Кибре не ответил. Экаддон ухмыльнулся — широко и без всякого веселья.
— Ты не доверяешь мне. Ты не знаешь, буду ли я на твоей стороне, если ты прикажешь выпустить кишки Малогарста на палубу, так? — Оскалившись, он подбросил нож в воздух. Клинок прокрутился вокруг своей оси, падая. Он поймал его, подбросил снова и поймал другой рукой, и подбросил опять, ухмыляясь, глядя на блеск ножа. — Мы все — убийцы и предатели, разве ты не слышал об этом, брат? На моем личном счету — двести семь смертей от Исствана до Бета—Гармона: доказывает ли это, что мне нельзя доверять?
— Я серьезно, брат, — прорычал Кибре.
— Как и я, — сказал Экаддон, поймав падающий нож между пальцами. Он перехватил клинок крепче. — Я — капитан Налетчиков, я ношу черное Первой роты. Я много раз испытан кровью. Я стоял рядом с Воителем, рядом с тобой, и никогда не колебался, убивая по приказу нашего повелителя. Что из этого ты подвергаешь сомнению?
— Твою… ложу, — Кибре выплюнул это слово так, словно разжевал что–то горькое и острое.
Экаддон рассмеялся и отвернулся.
— Это не ложа, братец. Дни ложи давно миновали, ее цель исполнена. Ты наверняка помнишь, или, может, ты не можешь сказать? — Старые слова скрытности он обернул насмешкой — и увидел, как Вдоводел сверкнул глазами. Экаддон позволил своему удовлетворению отразиться в ухмылке. — Мы оба были там, и мы оба теперь знаем истину — нет больше никаких лож, никакого Эреба, что дергал за ниточки ради собственных целей. Мы все теперь принадлежим к одной ложе, и это — легион Магистра Войны. — Он усмехнулся шире, открывая черно–серебряные руны, вырезанные на зубах. — Все остальные мертвы.
— Твои Стервятники… — начал было Кибре.
— Воинские братства были всегда, еще даже на Хтонии. Ты должен бы это помнить, а? Стервятники не следуют за мной. И не следуют ни за кем. Они следуют принципам — воля, сила, власть. Это вопрос личных предпочтений, не всеобщих. Сам видишь, это даже не тайна. Я предложил бы тебе посвящение, но, полагаю, оно не будет тебе по вкусу.
Кибре задержал взгляд на усмешке Экаддона, затем покачал головой.
— Мне стоило убить тебя давным–давно, — сказал он.