Рабы Тьмы
Шрифт:
— Все это Железо снаружи не сможет исцелить ее,– на виске Пертурабо дернулся мускул. – Но оружие, Пертурабо, оружие, такое же, как у богов… Что тогда значит ложь подобных мне? Ты получил такое оружие на Талларне. Да, и оно было вырвано из твоих рук братом. Братом, которому ты служишь. Но ты никогда не думал заглянуть внутрь.
Пертурабо выдержал долгую паузу, затем отпустил горло Волька, но воин остался висеть в воздухе с той же горящей ухмылкой.
— Что это? К чему ты нас привел? – спросил Аргонис. Его слова
— Он привел вас туда, где, как думал, найдет ответы, – сказал демон ртом Волька. – Но его путь кругами ведет его глубже и глубже. Не важно, как далеко ты попробуешь зайти, все равно придешь обратно к черному сердцу. Он продолжает находить ответы, которые не хочет слышать.
Демон продолжал смотреть на Аргониса.
— Все дворы и княжества эфира уже ведут войну, вгрызаясь в душу твоего Магистра Войны и его братьев–бастардов. Ты острая грань, Аргонис. Острая грань… Я знаю тебя. Я был в твоей руке, когда ты убил в первый раз. Каждое лезвие, что ты затачивал, было песней, что я слушал,– он улыбнулся наполовину металлическими остатками рта Волька.
— Отпусти его, демон! – рыкнул Аргонис.
— Тебе ведь не все равно, не так ли? У меня нет представлений о человеческих привязанностях. Только долг службы, но у тебя, Аргонис, душа убийцы. Ты не должен переживать за то, что ожидает его, так же, как ты не переживал за то, что случилось с твоими братьями, которых ты убил на Исстване, или другими детьми тоннелей, что ты оставил истекать кровью за еду, прежде чем стал Неустрашимым, – он улыбнулся. Между зубов Волька потек расплавленный металл.
– Ты не должен переживать, но переживаешь. Как брат.
— Довольно, – сказал Пертурабо, слово заглушило рев расплавленного железа, падавшего из мира сверху. – Ты сердце Сарума. Красные Жрецы твои. То, что знают они, знаешь ты. Так ответь мне теперь – где Ангрон? Как мы можем найти его?
— Так же, как ты можешь найти любого взбесившегося зверя – следовать за трупами и воплями умирающих.
— Это не ответ.
— Давай, сын Железа, не разочаровывай своего отца. Я многое даровал тебе за долгие годы, но эта вещь не бесплатна.
— Как долго ты был заточен здесь? – спросил Аргонис перед тем, как заговорил Пертурабо. Голова Волька повернулась в его сторону.
— Со времен, о которых никто не помнит, волк Хтонии. Я был здесь, когда первая душа создала инструмент, чтобы отнимать жизнь. Я был рожден в остро заточенных костях и расколотых на наконечники стрел камнях. Рев пороха и изгибы скимитаров есть мое дыхание и улыбка, что Я даю полю битвы, – искры вылетали изо рта Волька. То, что осталось от его плоти, было черным и покрытым волдырями. – Другие были рождены первым убийством, но моей матерью было первое оружие, и моим отцом была рука, что его сделала. И Я всегда с тобой, каждый раз, когда ты совершаешь убийство. Я муза жестокости,
— И все же, ты заточен здесь, - сказал Аргонис. – Я видел тебе подобных. Я видел, как Магистр Войны призывает и отсылает самых могущественных из вас. Они не сидят на привязи. – Он перевёл взгляд с Волька на Пертурабо. – Это создание чистого коварства, повелитель. Создание, что предложит любую ложь, чтобы освободиться.
— Но я не желаю свободы, сын Гора. – Аргонис моргнул. – Я заключенный, которому нравится, что решетка держит всех прочих снаружи, так же, как то, что она держит его внутри. Свобода – не та цена, которую ты можешь мне предложить.
Повисла тишина, тягучая, нарушаемая лишь треском доспехов Волька, распираемых нарастающим жаром.
— Так какова же цена? – наконец произнес Пертурабо.
— Ты будешь делать то, что велит Гор, или собираешься свернуть в сторону?
— Мой путь определён, - сказал Пертурабо. – Назови свою цену.
— Это песнь разрушения, Пертурабо. Каждый клинок, каждая пуля поёт эту песню в тени нашего царства. Ты слушал её на протяжении всей своей жизни. Всё, чего я желаю, чтобы ты открыл свою душу ей – чтобы ты спел свою песню уничтожения, дабы я услышал её.
— Я не отдам свою душу тебе, - с нотками тревоги проговорил Пертурабо. – Ни тебе, ни кому бы то ни было еще из твоего рода.
— Я знаю, но я услышу, как ты поешь для меня, сын Железа и Крови. Это не цена, которую ты заплатишь. Это последствия того, по какому пути ты идешь. Ценой было услышать то, что ты не свернешь с тропы, и правду в твоих словах. Ты не можешь отдать мне свою душу, Пертурабо. Ты был наш с того момента, как в твоей плоти блеснула искра жизни.
Пертурабо щелкнул пальцами. Железный Круг шагнул вперед с грохотом высвобожденных патронов. Разрывные снаряды, ревя, выходили из пушек на их плечах. Вольк дергался под раздирающим огнем. Его тело теперь разрывалось от жара, плоть светилась, как раскаленная сталь. Пластины доспехов стали мягкими, их металл тёк. Вольк смотрел изнутри и слышал каждое слово, сорвавшееся с его уст, но он не слушал. Он слышал звук вечности, грохочущий вокруг него.
— Наводнение,– сказал демон. – Ты найдешь то, что ищешь, на Наводнении.
Пертурабо повернулся и шагнул в сторону двери, через которую они пришли.
— Он больше не твой брат,– окликнул его демон. – Не что иное, как глупый змей, который был Фулгримом, не что иное, как эхо существ, которых ты когда–то знал. Они рабы, скованные силой, что переделала их.
— Отдай мне моего сына, – не мигая, сказал Пертурабо низким голосом. – Или я разрушу эту тюрьму, которая дает тебе свободу от пут твоего хозяина и жестокой родни. Ты слишком много говоришь, тварь. Ты не желаешь быть свободным от цепей. Ты желаешь быть свободным от бога, что призовет тебя. Отдай мне моего сына.