Рабыня для друга
Шрифт:
Матвей не переставал целовать мою шею, водить языком по уху. Внезапно он снова вошёл в меня пальцами, растягивая изнутри, заставляя развести ноги ещё шире. Я чувствовала рай… так хорошо мне ещё никогда не было, однако уже в следующую секунду я услышала хриплый голос, заставляющий меня оцепенеть:
— Если ударишь в шею, на несколько сантиметров ниже уха, сможешь перебить сонную артерию, одеться и убежать…
Глава 7
Я заледенела, осознавая, что меня раскусили. С ужасом уставилась на Матвея, понимая,
— Даю тебе полминуты на раздумье, — услышала я снова.
Чувствовала себя какой-то грязной и… неправильной. Меня насиловали, надо мной издевались, а я так просто лежу и получаю кайф от прикосновений, вместе с тем, держу в руках вилку. Разве я такая? Неужели могу ударить человека?
Сбросила вилку на пол, ожидая его реакции. Удивлённо приподнял бровь, встал с кровати и произнёс:
— Ты меня удивила. Ни на минуту не сомневался, что ударишь.
— Я не такая. Я не зверь.
— Все мы звери, — ухмыльнулся, — одни больше, другие меньше.
— Неправда, — запротестовала я.
— Правда, девочка Соня, правда, — невесело констатировал Матвей. — Послушай, то, что ты живёшь дальше, чувствуешь и отзываешься очень хорошо. Это значит, что ты восстанавливаешься. Тебе понадобиться ещё некоторое время, но… всё пройдёт. И да, — посмотрел на меня, — больше не советую выкидывать что-то подобное. Территория охраняемая. Из дома ты бы выбежала напрямую к собакам и охране. Оттуда бы тебя вернули обратно, так что способов сбежать нет, да и стоит ли, Соня?
— Стоит! — упрямо сказала я, и потянула на себя одеяло. — Я хочу быть свободной, гулять, есть мороженное, а не ублажать старого хряка только потому, что ему так хочется и у него на это бабки есть. Не хочу я этого, понимаешь?
— Понимаю, но тем, что ты сбежишь ситуацию не исправить. Он тебя не оставит, ибо у него всё ТУТ куплено, а если ты уедешь? Как ты думаешь, что он с тобой сделает?
Мне стало страшно. Внутри будто всё заледенело от осознания, что со мной могли сделать, если бы я убежала. Хотелось плакать, но что это даст? Разжалобить Матвея? Вряд ли такие, как он вообще знают, что такое жалость.
— Осознала? Послушай, девочка Соня, нет времени на побеги и потерю времени. Ты отзываешься на мои ласки, не фрегидна, я даю тебе три дня на то, чтобы осознать это, а дальше будем обучаться. Я постараюсь помочь тебе, сейчас я собираю информацию на Влада. У него моя мать, понимаешь? Я не могу просто взять и спрятать тебя, хотя, с удовольствием бы это сделал и послал его к хренам.
— Я не смогу, — тихо сказала я, — просто не смогу.
— Блять, Соня, ты десять минут назад почти кончила. Что ты не сможешь?
— К нему не смогу вернуться.
— Ты не вернешься.
— Ты не можешь быть уверен.
— Не могу, но сделаю всё, чтобы ты туда не ушла.
— Тогда зачем всё это? Я просто буду здесь, зачем тебе меня обучать?
— Соня тебе сколько лет?
— Двадцать.
— Тогда почему ты говоришь, как будто не соображаешь? Влад в любой момент может прийти и потребовать результатов. Их не будет. Знаешь, что он сделает? Разложит всех троих: меня, тебя и мою мать, он так над нами поиздевается, ибо предательства он не прощает. Никогда, поняла? Если я не найду способ его засадить за решётку, ты вернёшся к нему и поможешь мне.
— Как?
— Не знаю, Соня, расположишь его к себе, соблазнишь, найдёшь нужные документы.
— Я лучше вены перережу, чем буду делать то, что ты просишь.
— Отлично, — он подошёл к столу, взял с него нож, — можешь резать прямо сейчас ибо либо так, либо никак.
Я уставилась на Матвея. Неужели, он говорит это? Нет, я не была наивной, не считала, что он прекрасный принц из далёкого королеватко, но и считать его таким же, как Влад… тоже не могла. Матвей мне казался простым, возможно, он и работал на Влада, но давно сейчас другой. Как там говорят? Мы видим то, что хотим? Вот ведь поистине правда.
— Тебе что плевать на судьбу человека?
— Послушай, — он приблизился ко мне и схватил за горло, — я могу сделать всё по-другому. Забить хуй на тебя и издеваться так же, никакой нежности и ласки. И мне насрать на результат. Будет — отлично, а нет, так нет. Тебя просто прикопают в леске под сосной и забудут, как звали. Хочешь я покажу, каким могу быть? — он сдавил горло, а я еле помотала головой. — Вот и отлично. Одевайся и иди к себе.
После того, как он позорно отправил меня к себе, прошло уже два дня, а у меня до сих пор были глаза на мокром месте. Только сейчас я, наконец, осознала, что нахожусь рядом с таким же зверем, как и Влад. Ему ничего не стоит сломать и растоптать меня. Сегодня он показал мне моё место, позволил увидеть своё лицо и… мне не было страшно. Знаю, что это странно, но Матвея я не боялась. В своей голове я уже сложила образ этого мужчины, наделила его определёнными качествами, которых у него, априори, не было.
Свернувшись клубочком на кровати, я вспоминала, как под пристальным взглядом встала с кровати, натянула трусики, надела сарафан и робкими шагами вышла из его комнаты. Меня никто не сопровождал. Видимо, он был уверен, что я не сбегу. А я и не собиралась. После всего произошедшего и услышанного я поняла, что бежать мне некуда. Я не успею никуда уехать, а здесь мне никто не поможет.
Как-то хорошее мнение сраду улетучилочь, не оставив и следа.
В то, что Матвей решил избавить меня от возвращения к Владу, верилось с трудом. Он сам признался, что был его правой рукой. Что же такого могло произойти, что теперь он собирает информацию, чтобы убрать его? Моё появление? Я себе не льстила: невзрачная внешность, мелкий курносый нос, небольшие веснушки, которые хоть и не были слишком явными, но меня жутко бесили. Всё это безобразие дополняли огненные рыжие волосы.
Именно их я ненавидела больше всего. Когда-то, находясь под воздействием паров алкоголя, моя мать сказала мне, что я ведьма. После моего рождения всё пошло наперекосяк: отец ушёл, едва взглянув на меня, у нас отобрали дом, поселив в небольшой развалине, а она «спилась и потеряла молодость». В ту же ночь, когда я со слезами вылетела из дома, чтобы не видеть и не слышать её бред, мать сгорела, уснув с сигаретой на кровати. Возвращаться мне было некуда. Родственники, если и были, то не давали о себе знать и не изъявляли желания забрать меня к себе. Я осталась одна, и меня отправили в детдом.