Рабыня Гора
Шрифт:
В глазах Бины стояли слезы.
Что говорить — Тандар из Ти очень хорош собой.
— У тебя осталось мало паги, — сказала я, — а у меня полный кувшин. Прислуживать им буду я.
— Одна ты не справишься, — взмолилась она, — пожалуйста, Тила!
— Очень красивый. Хватит и меня одной, — отрезала я. — Я хочу ему прислуживать, — просто сказала Бина.
— Прислуживать ему буду я.
— Думаешь, он тебя купит?
— Не знаю, — ответила я. — Может быть.
Я
К нам уже бежал Бузебиус. Махнул нам, еще четверым рабыням. Мы возбужденно сгрудились вокруг него.
— Вы, шестеро, будете им прислуживать. — Он кивнул в сторону помоста. Двое из девушек вскрикнули от радости. — Быстро переодеваться! Жертвами охотников!
Я вздрогнула. Значит, гости действительно важные. Мы помчались переодеваться. Бузебиус отправился на кухню, распорядиться.
Сначала, перед трапезой, нужно подать вино и хлеб с сыром.
Сорвав с себя шелковые платьица, мы надушились, подправили макияж. Мы должны благоухать, быть мягкими и соблазнительными.
В щелку двери просунулась голова Бузебиуса.
— Серьги! — велел он. — Драгоценности! — И снова исчез.
— Не хочу надевать серьги, — захныкала одна из девушек.
— Надевай, рабыня! — прикрикнула я. Не хватало еще, чтобы нас высекли из-за одной нескладехи!
Так… в уши — золотые кольца, на шею — ожерелье. Браслет. Рядом Бина безропотно вдевала в уши серьги.
— Ну а ты не собираешься хныкать из-за серег? — спросила я ее.
— Нет, — ответила она. — Я рабыня с проколотыми ушами.
Сережки, точно капельками, усыпаны камнями. Ей очень идет.
Я полезла в ящик за охотничьей сетью. Сплетенная из прочных веревок сеть с двуххортовыми — примерно два с половиной дюйма — ячейками предназначена для дичи средних размеров.
Мы ловко обмотали себя сетями от шеи до клейма, так, чтобы ноги остались открытыми повыше. Это и называется костюмом «жертвы охотников».
Глянули в зеркало. Некоторые из девушек просто задыхались от волнения. Не часто приходится видеть рабынь такими взвинченными.
— Быстрей! — поторопил, снова появляясь в дверном проеме, Бузебиус. Значит, хлеб, сыр и вино уже готовы.
— Подожди, Тила! — окликнула меня Бина. Остальные уже выскочили из комнаты.
— Надо торопиться, — попыталась отвязаться я.
— Я знаю, что у тебя на уме, Тила. Не делай этого.
— Не понимаю, о чем ты. Да откуда она может знать? Бина загораживала дверь.
— Уйди с дороги! — рявкнула я. — Хочешь, чтобы нас высекли? — Я бросила на нее злобный взгляд. — Боишься, что Тандару из Ти я понравлюсь больше?
— Нет, —
Я фыркнула.
— Но ты задумала другое, Тила. Я тебя знаю. Ты не здешняя. И таких вещей не понимаешь.
Я в бешенстве сверлила ее глазами.
— Если не сможешь улестить его лучше меня, если он не захочет тебя купить, ты расскажешь ему, кто я такая.
Я огорошенно замерла. Как она догадалась?
— Думаешь, тогда он освободит меня? И тебя тоже, за то, что открыла ему глаза?
Я не говорила ни слова.
Она повертела головой из стороны в сторону.
— У меня проколоты уши, Тила. Открыв ему, кто я, ты только обесчестишь его.
— Неужели ты не хочешь избавиться от ошейника? — спросила я. — Тебе нравится это носить? — Я вцепилась в охватывающее горло кольцо. — Хочешь быть рабыней в полной власти мужчин?!
— Я не хочу обесчестить Тандара из Ти, — сказала она. — Буду служить ему, любить его, буду тем, что" я есть — кабацкой рабыней. И пусть не знает, кто я.
— Ты рехнулась.
— Я рождена на Горе.
— Пусть, — улыбнулась я, — решает сам Тандар из Ти. Предоставим это ему.
— Нет, Тила, — не отступала она. — Я решила.
— Уйди с дороги! — Нет.
— Послушай, — я все пыталась ее образумить, — если я ему понравлюсь и он меня купит, рано или поздно я все равно скажу ему, кто ты, — лишь бы получить свободу.
— Знаю, Тила.
— Я и о тебе забочусь.
— Уверена, что да. Но ты нас не понимаешь. Не понимаешь гориан.
— Я хочу быть свободной, — отрезала я.
— Посмотри на себя, Тила.
Я повернулась к зеркалу. Ослепительная, мягкая, податливая. Благоухающая. Клейменая. Прикрытая лишь клочком сети, увешанная драгоценностями. Серьги. Ошейник.
— Что ты там видишь? — спросила Бина.
— Рабыню.
— Думаешь, в этом мире такая девушка, как ты, такая красивая, такая нежная, с твоими повадками, сможет избежать своей участи?
— Нет, — с горечью призналась я.
— И у тебя проколоты уши. Я тряхнула головой.
— Знаю.
Одного этого достаточно, чтобы здесь, на Горе, я осталась рабыней навеки.
На Горе я всегда буду рабыней.
— Так что выбрось из головы эту безумную мысль. Не вздумай рассказать Тандару из Ти, кем я была раньше.
— Нет.
Она кипела от ярости.
— Если ничего лучшего не добиться, — спорила я, — я хочу облегчить себе, да и тебе, рабскую долю.