Ради жизни. Рассказы по миру романа "Дурак космического масштаба"
Шрифт:
Ноги замёрзли, но не фатально. Термоплёнка оказалась неплохой штукой. Да и в хижине за ночь скопилось тепло.
Он встал, стараясь не шуметь, выбрался в ночь, ёжась от холода, глянул в бархат прояснившегося неба. Арья, искусственный спутник Граны, сияла ярче всех звёзд. Хороший ориентир, если вдруг придётся бродить по ночам.
Вальтер отошёл от входа в снежную хижину, расстегнул комбинезон, подпуская к телу холод: «Вот и познакомились».
В хижине он не стал смотреть данные
Вызвал цифры, вспыхнувшие голограммой над запястьем. Так и есть, арика! И нейролептик АФ146/ритро.
«Действие малоизучено. Предположительно замедлитель и консервант».
Редкая дрянь, раз анализатор на нём споткнулся. Замедлитель? И что теперь? Ждать? Сколько?
Он вернулся в хижину, лёг. Несмотря на холод и тревожные мысли, нужно было уснуть.
В голове билось: «Справился ли организм с полученной дозой арики? Или это будет пролонгированная смерть? Шоу на похоронах? Но зачем?»
Вальтер вздохнул. Отступать было поздно — один он отсюда не выберется. Значит, ему придётся участвовать в каких-то нелепых местных обрядах, глупых, незнакомых. Похороны — дело и без того неприятное, а при такой бурной родственной «любви»…
Не спалось.
Отдых был нужен и важен, и Вальтер начал готовить себя к трансу. Медленно, с кончиков озябших пальцев. Требовалось дать организму яркую картинку расширяющихся сосудов, и тогда сосуды и в самом деле расширятся, а пальцы согреются.
Он мысленно погладил каждый палец, задерживая внимание на кончиках, создал в воображении тёплый солнечный шарик и начал катать по большому пальцу, массируя его. Потом перешёл к указательному пальцу, к среднему… Перекинул шарик на другую ногу. Покатал и там. Дал свету перетечь несколько раз из ступни в ступню, стал разогревать мыслетворный сгусток плазмы, маленькое живое солнышко…
Стало тепло. Вальтер согрелся в лучах своего внутреннего солнца, растворился, растаял.
Сознание ушло в свой светлый дом.
От взрывов он не проснулся, только от руки Ясона, тянущейся к лицу.
Вскочил, не дав коснуться себя:
— Что там?
За снежной стеной их хижины вспыхивали и грохотали свето-шумовые заряды. Сквозь полупрозрачный снег эта пляска казалась фейерверком.
— Айю пришли, — сказал Ясон.
Он дрожал и ёжился.
Вальтер мог испугаться, наверное, но он всё ещё был согрет золотым светом своего личного солнца, и живая плазма бежала по его венам.
Спросил:
— А посмотреть на них можно?
Ясон посторонился, и Вальтер выбрался наружу. Только никого не увидел на сером предрассветном снегу, кроме Извара.
— Уже ушли? — спросил он.
— Ясон! Я же не велел выпускать его! — взревел бородач. — Чтоб тебя дакхи съело! Тебе ничего нельзя поручить!
Ясон высунулся из снежного жилища, беспомощно захлопал белыми ресницами:
— Так они же ушли? — прошептал он, тревожно озираясь.
— Стая ушла, дурак! Но вожак-то — остался!
— Кто? — переспросил Вальтер.
Ответом ему в сером снегу появился вдруг белый просвет. Он приближался, тёк, как проталина.
Скоро стало видно, что это белый хвостатый зверь. Длинный. Гибкий. Как плеть или змея, скользил он навстречу людям.
— Не шевелись! — остерёг Извар.
Зверь приблизился так, что стало видно каждый прозрачный зуб в алой теплоте пасти, каждую шерстинку на узкой морде.
— Айю! — крикнул Извар и двинулся ему навстречу.
Вдали раздались щекочущие звуки плача — так кричали собратья вожака-айю.
Белый хищник, ростом с пони и втрое длиннее, зашипел, оскалился. Его глаза вспыхнули мутным, сводящим с ума серебряным светом.
Мороз пробежал у Вальтера между лопаток: зверь смотрел ему в самую душу, прощупывал, какой из него соперник: самец, силён, злобен?
— Ай-йю!!! — крикнул Извар, махая руками и пытаясь отвлечь вожака на себя.
Но зверь обтёк его и прыгнул к Вальтеру, пугая клыками, похожими на друзы горного хрусталя.
Вальтер собрал сознание в золотистую сферу, отмёл морок наведённого страха, решительно качнулся навстречу.
Транс всё ещё убаюкивал его, и сфера сознания лучилась живой мягкой силой. Не яростью, не борьбой и соперничеством — теплом и весной, что так далеко.
Зверь прыгнул… но замер на половине прыжка.
Осел на задние лапы.
Сияние белого серебра выплеснулось из него навстречу золотому сиянию, что лилось от человека.
Зазвенели тонкие голоса колокольчиков, протыкая тишину язычками. Вальтер, поддавшись музыке, танцевавшей между лопаток, опустился в снег на колени.
— Айю, — сказал зверь, зевая пастью.
«Айю», — ответил Вальтер, не открывая рта.
Протянул руки к пушистой шубе.
Зверь вздыбился, скалясь.
— Иди, я тебя поглажу? — прошептал Вальтер и улыбнулся.
Вожак фыркнул, встал на четыре лапы. Начал пятиться боком, как кошка, медленно оттекая по крепкому насту и не оставляя следов.
Он уходил.
Хохот и щебетание смолкли: стая услышала, поняла. Вальтер ощутил кожей: айю отправлялись искать другую добычу.
Он попытался встать с колен — ноги не удержали. Упал на бок, ощущая, как тело заливает запоздалым пoтом. В голове бились чужие звуки.