Радость моего общества
Шрифт:
Я вытирался у окна, когда Элизабет, Королева Недвижимости, притормозила у "Венца Розы". Несколько минут она оставалась в машине и разговаривала сама с собой. Я понял, что она говорит в гарнитуру своего машинного телефона, — по крайней мере, понадеялся, что это так. Потому что одного сумасшедшего в семье вполне достаточно. Я накинул на себя кое-какую одежду, сбежал по ступенькам и перескочил через улицу по выездным дорожкам. Меня одолело впечатление, что я — английский школьник. С таким же успехом я мог быть одет в короткие штанишки и круглую шапочку. Как только Элизабет вышла из машины, я приветствовал ее сзади:
— Здрасьте вам. Меня звать Дэниэл Кембридж.
Я не нарочно
— А вы откуда родом?
В ответ я выкрутился:
— О, я сын полка.
Следом за Элизабет я поднялся на один лестничный пролет. Она залезла в сумочку и вытащила оттуда устрашающих размеров связку квартирных ключей, которые гремели тамбурином. Возникла заминка — Элизабет перебирала ключи один за другим, и дверь ей удалось открыть только с шестой попытки. Внутри было три запаха. Первый — запах плесени, второй — запах мандаринов, оба исходили из вазы с гниющими фруктами, стоявшей в центре кухонного стола. Третьим был аромат Элизабет, знакомый запах сирени, который в четырех стенах закупоренной квартиры сделался весьма заметным. Амбре густело и усиливалось, как будто его нагнетал компрессор.
Элизабет смахнула испорченные фрукты в бумажный пакет и сунула его в мусорное ведро под мойкой, не переставая расписывать достоинства номера двести четырнадцать. Она была одета в узкую льняную юбку, которая заканчивалась где-то в трех дюймах от колена, соответствующий жакет и кремовую шелковую блузку с кремовым шелковым шарфом. Элизабет врубила кондиционер на полную, отчего застойный запах усилился, и мы оба принялись чихать. Она включила встроенный кухонный телевизор, чтобы оживить интерьер, и распахнула холодильник, чтобы продемонстрировать его внушительную внутреннюю кубатуру. Цена, сказала она, тысяча семьсот в месяц — окончательная — плюс залоговый депозит.
— Это прекрасный дом, — сказала она. — Обычно они просят рекомендации, но ради вас я могу это обойти.
— Не беспокойтесь, у меня есть рекомендации, — сказал я и задумался: что я имел в виду?
Для меня то был первый случай по-настоящему повидаться с Элизабет. До этого она всегда была или слишком далеко, или чересчур близко. Теперь я мог взять ее в рамку, как портрет анфас, и рассмотреть все детали. Она была загорелой. Необязательно от солнца, догадался я. Несколько перстней с камнями, но нет обручального кольца. На шее — золотая цепочка, концы которой венчали украшенные стразами очки для чтения. Глаза — голубые. Не радужные оболочки, а веки, чуть тронутые тенями. Кожа имела оранжевый оттенок; волосы, золотистые с металлическим отливом, темнели у корней. Она была коллекцией человеческих цветов, слегка дотянутых и подправленных. Ее усилия в области самопрезентации заставили меня восхищаться ею еще больше.
Элизабет была шедевром. Она подбирала трюки красоты отовсюду; она собрала себя из всего лучшего, что могла предложить косметика. Ее избраннику завидовали бы, она стала бы его венцом. В Элизабет определенно нуждался бы создатель империи; он нуждался бы в ней, и он бы ее заслуживал. Теперь я знал, что, сколько бы ни лгал ей, правда в том, кто я и что я, выйдет наружу, но все равно — я стоял там и продолжал свои дурацкие ужимки, а она лучилась совершенством.
Она спросила, не хочется ли мне заодно посмотреть квартиру с тремя спальнями, дальше по коридору, которая только что освободилась. Должно быть, я ответил "да", потому что вдруг оказался в соседней квартире, где мне демонстрировали все шкафы и ванные. Мебели в квартире не было, и шпильки Элизабет клацали по полу так звонко, что, казалось, меня сопровождает танцовщица фламенко. На квартиру я смотрел с томлением, ибо она была просторна, наполнена светом и свежевыкрашена. Здесь не гнили мандарины, и я сказал Элизабет, которая уже называла меня Дэниэлом, что проконсультируюсь со своим соавтором, Сью Дауд, чтобы убедиться, что размеры помещения ее не смущают и тем самым не препятствуют ее творчеству.
После ритуализированного запирания дверей обеих квартир Элизабет проводила меня вниз по лестнице на улицу. Раскрыла багажник с расстояния в сорок футов, потянулась туда и вручила мне брошюру. Она опять стояла на улице — как я много раз видел из окна. Только в этот раз она говорила всё это мне: "Очень востребованный район" и "У каждой квартиры два парковочных места в подвале". Я в этом участвовал. Участвовал в разговоре, который прежде только представлял. Хотя я проговорил с нею несколько минут, провел с нею время, постарался увидеть в ней человека, который может ошибиться, Элизабет пребывала у меня в душе недосягаемой и идеальной, а я был по-прежнему парень через дорогу, не по чину размечтавшийся.
— Я какая у вас сейчас квартира? — спросила она.
— С одной спальней. Но чувствую, становится тесновато, — сказал я.
— В этом районе?
— Да, — сказал я.
— Может быть, я ее посмотрю? Я могу производить обмены, устраивать сделки и тому подобное.
Я счастливо кивнул, показывая, что оценил ее "могу" — готовность обслужить по полной программе. Мысль об Элизабет в моей квартире привела меня в восторг; это будет маленькая проба нашей совместной жизни. Но я не желал тащить ее за собой по маршруту из безумных "восьмерок" к месту назначения, находящему всего в нескольких шагах по прямой. Она может с недоумением на меня посмотреть.
— Я могла бы заехать завтра или на следующей неделе, — сказала она.
— На следующей неделе хорошо.
— Какой у вас номер телефона?
— Я меняю его через два дня, и нового у меня пока нет. Мы могли бы договориться сейчас.
— Вы не объясните мне, как до вас добраться?
Я сказал:
— Само собой. Идете по Седьмой улице к океану... — Она принялась писать в блокноте на спиральке. — На Линкольн-авеню поворачиваете направо, на Четвертой улице налево, на Эванс — направо, и налево по Акации. Я в номере 4384.
Элизабет посмотрела на меня недоумевающе. Для мозга агента по недвижимости вычислить, что моя квартира находится прямо через дорогу, не составляло труда. Казалось абсурдом не повести ее в дом сразу же, не говоря уж о том, чтобы описывать, как добираться туда, куда можно допрыгнуть. Она не упрекнула меня, потому, я полагаю, что навидалась вещей и постраннее, и мы уговорились встретиться в следующую пятницу, сразу после визита Клариссы.
Элизабет уехала, а я притворился, что собираюсь соступить с бордюра. Моя уловка состояла в том, чтобы наклониться, будто что-то неотложное случилось с мыском моей туфли. Едва машина свернула за угол, я по своему скрепкообразному маршруту вернулся домой, проверил почту и забрал ожидаемое второе письмо от "Теппертоновских пирогов", сообщавшее — я так и знал, — что я в финале, вместе с Ленни Бёрнсом, Сью Дауд (если она сводная сестра Элизабет, то я влип), Дэнни Пепелоу и Кевином Ченом — не исключено, шпионом.