Радость победы
Шрифт:
— Самодовольный псих! — Разъяренная, Стиви вскочила со стула. — Я это сделала не для тебя! Я это сделала для себя! Мне так редко удается пригласить к себе друзей — чаще всего мы просто идем в ресторан. Этот случай… Чего ты гогочешь?
— Я смеюсь над тобой. Ты ни черта не понимаешь шуток, но когда ты заводишься, то становишься в сто раз симпатичнее.
Джадд отошел в сторону, чтобы проверить мясо, — гриль он пристроил в углу веранды. Тяжело сопя, Стиви некоторое время решала, высказать ему все, что она о нем думает, или сдержаться.
Через плечо он бросил:
— Через пять минут мясо будет готово.
Стиви принесла из кухни миску с салатом, который она сделала сама, круглую буханку хлеба — она подогрела ее в духовке, — масло и кувшин чая со льдом. В чай она добавила мяту, которая, как оказалось, в изобилии росла напротив заднего крыльца.
Джадд отхлебнул чая из высокого запотевшего стакана и облизнул губы.
— Эта мята напомнила мне детство — каждое лето я проводил у бабушки с дедушкой. — Он задумался, отсутствующим взглядом уставившись куда-то в угол.
— Что такое? — мягко спросила Стиви.
Он странно усмехнулся и перевел глаза на нее.
— Мне только что пришло в голову, что в баре уже прошел «счастливый час», а я даже не почувствовал нужды выпить. Благодаря твоему обществу, не иначе. — Он отсалютовал ей стаканом.
Стиви просияла и принялась за еду. Несколько минут оба молча жевали.
— Стейк — просто чудо, Джадд, — сказала Стиви.
— Не слишком радуйся. Мои кулинарные таланты этим и ограничиваются.
Они продолжили есть. Стиви, чтобы поддержать разговор, спросила:
— О чем твой роман?
— Писатели никогда не рассказывают о том, над чем в настоящий момент работают.
— Но ты ведь еще не начал.
— Не важно. Замысел тоже считается.
— Почему нельзя рассказывать?
— Потому что разговоры уменьшают желание изложить историю на бумаге.
— А-а. — Стиви вернулась к стейку, но мысли ее продолжали кружиться вокруг того, что сказал Джадд. — Наверное, я тебя понимаю. Когда мне предстоит важный матч, я тоже не люблю говорить о нем. Например, рассказывать о своей стратегии или обсуждать шансы на победу. Я погружаюсь в свои мысли. Если высказывать их вслух — можно сглазить игру.
— А ты суеверная, — заметил Джадд.
— Раньше я об этом как-то не думала, но, видимо, это действительно так. — Она закончила есть и отодвинула пустую тарелку в сторону. — Я очень серьезно отношусь к своим матчам. Вот почему ваши статьи меня всегда так раздражали, мистер Макки. Ты надо мной постоянно потешался.
— Такой стиль хорошо продается. Я понимаю, что ты серьезно относишься к теннису. Может быть, даже слишком серьезно.
— К теннису нельзя относиться слишком серьезно.
— Разве? — Джадд поставил локти на стол и внимательно посмотрел на Стиви. В неровном свете свечи его лицо казалось моложе, но в то же время
— Если бы я была мужчиной, пришло бы тебе в голову задавать мне подобные вопросы?
— Может быть, и нет. Но… — его взгляд уперся в ее оголившееся плечо, — ты не мужчина.
Увлекшись стейком, Стиви совсем забыла, что нужно постоянно поправлять сползавшую блузку. Она быстро натянула ее на плечо. В этом загадочном освещении дорожка между грудями выделялась сильнее, кожа казалась более нежной и бархатистой.
Стиви, несколько встревоженная жарким взглядом Джадда и оборотом, который вдруг принял их разговор, постаралась вернуть беседу в прежнее русло.
— Все на свете, даже успех, имеет свою цену. Нельзя получить и семью, и карьеру.
— Некоторым это удается. Но не тебе. У тебя есть только теннис.
— И я чертовски хорошо в него играю, — с вызовом сказала Стиви.
— Согласен. Но если бы ты провела опрос среди спортивных журналистов, журналистов мужчин я имею в виду, и спросила бы их: «Что вы считаете самой отличительной чертой теннисистки Стиви Корбетт?» — как ты думаешь, что бы они тебе ответили? «Ее удар слева»? Черта с два! Они бы совершенно точно сказали: «Ее попка!» Просто у меня хватает честности и смелости вслух говорить то, о чем все только думают.
Стиви, грохнув стулом, быстро поднялась.
— Ты неисправим, Макки!
— Я всю жизнь это слышу. Начиная от моей первой учительницы и заканчивая Майком Рэмси не далее как сегодня утром. Он сказал… Стиви? — Джадд выскочил из-за стола и метнулся к Стиви. — Что с тобой?
— Ничего.
— Черт тебя подери, не надо говорить «ничего»! Что случилось? Болит?
Она несколько раз глубоко вздохнула.
— Иногда, если я слишком резко двигаюсь, вот как сейчас, начинает немного болеть.
Джадд положил ладонь ей на живот.
— Дать тебе твои таблетки? Да сядь ты уже, ради бога! Я принесу.
— Нет, не надо. Все в порядке. Уже намного лучше. — С дрожащей, но храброй улыбкой Стиви взглянула на Джадда. — Это всегда случается внезапно, но быстро проходит. Все нормально, правда.
Он нежно потер больное место.
— Ты уверена?
Стиви была абсолютно уверена в одном: если Джадд немедленно не перестанет ее поглаживать и не уберет руку с ее живота, ее колени вконец ослабеют от желания и она сама потянется к его губам.
— Уверена, — невнятно произнесла она.
Он пытливо заглянул ей в глаза, стараясь разобрать, правду ли она говорит, но руку все же убрал.
— Тебе лучше пойти наверх и прилечь.
— Глупости. Это был всего лишь небольшой приступ.
— От небольшого приступа, как ты выражаешься, губы не белеют.
— Будь так добр, отойди и дай мне убрать со стола.
— Ты что, с ума сошла? Оставь эту чертову посуду на завтра.
— Ни в коем случае. Твоя бабушка никогда бы мне этого не простила. Подвинься.