Радуга 2
Шрифт:
— Ну, тогда просто народу было еще маловато, — ответил- Иван и засмеялся.
Они миновали Исаакий и решили удалиться от набережной. Идти оставалось совсем недолго. Но едва они подошли к Большой Морской, от Англеттера отделилась группа милиционеров, вооруженных, нервных и воинственных, как обычно. Игнорируя всякие крики, требующие остановиться, приказывающие предъявить документы, укоряющие незаконным ношением оружия, оскорбляющие самками собак, Ваньша и Илья бросились назад и помчались вдоль домов у реки.
Однако менты были настроены решительно. То ли винтовка, то ли объемистый рюкзак за спиной ввели
Ваньша с колен выстрелил, причем очень метко — куда-то в промежность самому резвому бегуну. Пуля «Вальтера» Ильи легко пробила убогую, наверно сделанную по китайской технологии, броняжку второго человека. Третий мент, не сумев оценить мгновенно изменившуюся обстановку, влекомый инерцией, заплелся ногами за своего коллегу и рухнул наземь. Подняться ему уже было не суждено — Иван вложил в удар прикладом всю недосказанность в их диалоге с врачом. А смолчали они, видать, очень много, потомучто голова несчастного превратилась в нечто бесформенное.
Илья одними губами изобразил «Не убий?», но Ваньша понял вопрос. Отвечать на него было некогда, он подхватил один из вывалившихся АКСу и помчался вперед. Илья устремился за ним, оставляя за плечами корчившегося человека и два бездыханных тела.
Они бежали настолько быстро, насколько это у них получалось, вжимая голову в плечи, будто ожидая в каждую секунду выстрелов в спину. Едва они скрылись за высокой дверью, Иван забросил трофейный автомат за вертушку и увлек Илью за собой, огибая шахту лифта.
— Пусть теперь все здание обыскивают сверху донизу, — переводя дыхание, сказал он.
Илья ничего не ответил: давненько он уже не бегал так быстро и так долго.
Внутри в «Дуге» ничего не изменилось, Шурик тоже был на месте, лежал и отрешенно смотрел в потолок. Судя по всему, ему было совсем нехорошо.
Илья, увидев его, мгновенно преобразился: из спокойного и хладнокровного он превратился в энергичного и внимательного. Тщательно вымыв руки, он облачился в резиновые перчатки, маску, набросив на плечи какой-то тонкий зеленоватый балдахин. Осмотр и ощупывание Шурика сопровождались непонятными записями неизвестным врачебным языком на стикерах, наклеенных на стену. Потом последовала серия каких-то уколов, освобождение пациента от одежды, и переноска его на разгруженный от канцелярии письменный стол.
— Мне нужна кипяченая вода, пластиковый пакет для- мусора, яркий свет, и будешь держать его за руки, — приказал Илья.
— Яволь, — не очень охотно отозвался Ваньша. Он боялся- вида крови, предполагая, что легким массажем дело тут не ограничится.
Потом он потел под столом, удерживая руки Шурика от движений. Ноги были надежно прикручены ремнями. Обезболивающие уколы подействовали, но раненный товарищ все равно стонал, жалобно и как-то
— Махен цюрюк, — отозвался Ваньша и поднялся. Шурик лежал- с закрытыми глазами и, казалось, просто спал. Дыхание у него сделалось ровным и спокойным, да и цвет лица,свободный от синяков, вроде бы изменился — человеческим он стал, что ли. Нижняя часть груди и живот были забинтованы идеальной белизны бинтами, сквозь которые не проступала ни одна капелька крови.
— Сейчас перенесем его обратно на диван, я поставлю- капельницу — и пусть спит, сколько пожелает, — сказал Илья, освобождаясь от маски и халата. Перчатки уже давнолежали в туго скрученном пластиковом пакете с использованным хирургическим инвентарем. — Я оставлю таблетки и перевязку. И еще пару уколов на всякий случай. Швы можно будет снять через неделю. Думаю, справишься. Бинты, если здесь нет, придется стирать. Все.
Когда Шурик был вновь на диване с иглой в вене и капающей туда питательной жидкостью, Ваня задал самый умный вопрос, на какой был способен:
— Доктор, он будет жить? — Илья остался ночевать здесь же, в офисе «Дуги». Иван, не мудрствуя лукаво, извлек найденный с первой же попытки коньяк «Кутузов», будто по запаху. Еда обнаружилась тоже в изобилии, правда, скорее, из стратегических запасов: тушенка, спагетти и «спиртованный» хлеб. Оба чувствовали гигантскую усталость, навалившуюся на плечи, как тулуп военного образца в снегопад: если часовой не будет передвигаться, то задерживаемая овчиной масса снега, в конце концов, придавит его. Коньяк позволял не быть раздавленным, но разговоры велись вяло, словно приложение к постепенно пустеющей бутылке.
Илья рассказал, что пришлось вручную вправлять Шурику сломанные ребра, а один из кусочков кости даже удалить, потому как он давил на печень. Слава богу, что не пробил ее, не то резкая потеря кровяного давления вызвала бы паралич, ну и — смерть. От этого и цвет кожи у сотрудника «Дуги» был желтоватым. Присовокупить сюда сотрясение мозга — вот и вся история болезни.
— Ничего, — добавил доктор. — Теперь до Победы заживет. А- печень восстановится, так как это единственный орган, способный на регенерацию.
Они еще поговорили за жизнь, пока не кончился коньяк, а утром Илья отправился в обратный путь, где его ждали товарищи по «Невскому фронту», где у них была своя «Брестская крепость».
От автомата, брошенного вчера, не осталось и следа.
27. Памяти Сатанаила
Максу было, конечно, приятно, что к ним на помощь бегут вооруженные люди, отстреливая походу своего движения головы у одних бабуинов и поджигая других. Воздушный шар, обмякший гигантским полотнищем, накрыл собой несколько тварей и те сейчас бестолково тыкались в разные стороны, словно детсадники под одеялом. Саша продолжала ползать по траве, пытаясь подобрать что-нибудь из своего оружия — от удара все оно куда-то вывалилось. Но в целом картина вырисовывалась печальная. Расстрелянная обойма нисколько не отразилась на настроении ближайшей обезьяны. Она обнажили свои гигантские клыки, не издавая при этом никаких звуков, и вряд ли эта гримаса обозначала улыбку.