Рахиль. Роман с клеймами
Шрифт:
Примерно через неделю после начала наших стилистических упражнений он сказал, что больше не будет ждать меня около института, и дал номер телефона, по которому я сам должен был ему теперь звонить. Это был не его домашний номер. Те цифры я знал наизусть.
– Все правильно, – сказал он. – Это служебный. Пора, профессор, вписываться в контекст.
Быть может, я ответил ему слишком резко, поскольку был уже второй графин, и до этого я разругался с деканом, и официант весь вечер как-то странно на меня посматривал, да и вообще. Но
Выговорившись по жидовской тематике, он сообщил, что размажет меня по стенке, что я импотент и что, в конце концов, я сам к нему прибегу «на карачках».
– Ну кому ты, б…, еще нужен?
С этим я не мог не согласиться.
Тем не менее листок с полученным от него телефонным номером я из своей записной книжки выдрал, а потом, смутно покачиваясь от горя и от выпитой водки, для надежности разорвал на клочки и долго втаптывал в снег у Любиного подъезда.
Следующая неделя прошла мимо меня как во сне. На кафедре отметили Новый год, но я сослался на сердце и ушел еще до того, как начали составлять столы. От запаха принесенных кем-то салатов меня мутило. Я чувствовал этот запах весь день. Даже во время лекции в самой дальней от кафедры аудитории.
– Что тебе приготовить на Новый год? – спросила меня Люба, думая о чем-то своем.
– Не салат, – ответил я. – Что угодно.
Без пяти двенадцать мы включили телевизор и посмотрели в лицо Ельцину. Он пообещал, что все будет хорошо.
Когда пробили куранты, Люба сказала, что я слишком много пью. И совсем не закусываю.
– Почему ты не ешь?
– Я ненавижу салаты.
– Надо было сказать.
– Я говорил.
– Да? Странно. Я почему-то не помню.
Она по-прежнему не могла найти себе места. Переходила из комнаты в комнату, вздыхала, украдкой вытирала слезы и время от времени начинала ворчать:
– Ну что ты ходишь за мной? Что тебе не сидится? Невозможно от тебя спрятаться, чтобы погоревать хоть чуть-чуть. Ползаем по квартире, как… два таракана. Ноги бы хоть поднимал. Шаркаешь – просто оглохнуть можно.
Но у меня не хватало сил оставить ее в одиночестве. Моя душа старого таракана прилепилась к ее душе, и я с трудом переносил увеличение физической пустоты, которая возникала между нами во время ее странствий по комнатам.
– Тебе что, нечем заняться? У тебя лекции завтра нет?
Когда я позвонил Николаю на его домашний номер, он жизнерадостно рассмеялся:
– А я тебе говорил, профессор, сам прибежишь, а ты мне не верил. Так что еще неизвестно, кто лучше анализирует. Привет, как дела?
– Я согласен на твое предложение, – сказал я.
– Да ты что?!! – он снова заливисто рассмеялся. – А уже поздно, профессор. Поезд ушел.
– Как ушел? Почему поздно?
– А вот так! Опоздал ты. Я из конторы намылился уходить. Тема есть замутить свой бизнес. Могу тебя, кстати, взять курьером. Зарплата все равно будет больше, чем сейчас у тебя,
– Я не знаю.
– Переживал, переживал. Ты мне не вкручивай. Мучился там, наверное, как принц датский – продавать душу дьяволу или не продавать, придержать, пока вырастет предложение. Но не вышло. Смешной ты, профессор.
– Почему?
– Да потому что не получился из тебя Фауст. Душа твоя никому не нужна. И никакого дьявола на самом деле вообще нету.
– А кто есть?
Он помолчал и потом опять засмеялся:
– Ельцин Борис Николаевич – вот кто!
– Всего хорошего, – сказал я.
– Эй, ты погоди трубку класть, – закричал Николай на другом конце провода. – Я с тобой не закончил.
– Что еще?
– Пойдешь ко мне на работу?
– Нет.
– Я так и знал. Все-таки я тебя люблю, профессор. «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!
– Ты знаешь, у меня сейчас не то настроение. Передавай Наталье привет.
– Да ты погоди! Ты ведь хотел за невестку и за первую жену просить?
– Да, – я насторожился. – А что?
– А то. Ни за кого уже просить не надо.
– Мне кажется, я не очень тебя понимаю.
– Да брось ты, профессор! Чего непонятного? Все уладилось без тебя. Зря ты волну гнал. Я же тебе говорил – все твои переживания яйца выеденного не стоят. Иди лучше на работу ко мне. Я твоим мозгам найду применение. Насчет курьера я пошутил.
– Подожди, подожди, – сказал я. – Как ты говоришь? Все без меня уладилось? Я не понимаю. У Дины и Любы все в порядке?
– Да и было в порядке, профессор. Ты просто не можешь голову поднять и вокруг оглядеться. Живешь на какой-то своей волне, а жизнь мимо тебя. Ты в нее не попадаешь.
– Да подожди! Что ты расфилософствовался!
– А ты думал, тебе одному можно? Нет, профессор. Я до Горбачева в Пятом управлении, между прочим, работал. Знаешь, какие зубры шли через нас? Титаны. Сейчас уже все в Оксфорде преподают. Тебе и не снилось.
– Да, да, я понимаю. Ты лучше скажи про Любу и Дину.
– На невестку твою администрация магазина заявление забрала почти сразу. Они же понимают, что им с нее ничего не получить.
– Но как же… А тот милицейский капитан мне сказал…
– Ты, видимо, пообещал ему что-то, – усмехнулся Николай. – Вот он в тебя и вцепился. Наврал он тебе насчет заявления. Просто ты ему зачем-то был нужен. Обрати внимание, профессор, все хотят тебя поиметь. Хочешь, мы его накажем?
– А Любины документы на выезд?
– Там еще проще. Кто-то их по ошибке положил не на тот стол. У нас ведь тоже не машины работают. Обыкновенные люди. Может человек ошибиться? А, профессор? Может или нет?
– Я думаю, может, – сказал я. – Человеку свойственно ошибаться. И что, она теперь имеет право уехать?