Ракетчики
Шрифт:
Такая идиллия длилась уже пятый день. Перерыв был сделан только в день похорон ребят. Традиционно развеяли пепел по Днепру. То каток, то театр, то объёмное кино, то совместный поход в парк со всеми детьми и Светой. Похоже, что любовь покорила его старенькое сердце. Притом, чувства к Свете не претерпели никаких изменений! Неужели возможно любить сразу двух женщин? Может, постель что-то изменит? Чёрт его знает. Вот, сейчас идём с Алёнкой, едим мороженое, а мысли о Свете и детях. И ничего, нормально, душа не рвётся, вроде так и должно быть. Может, Диктатор не такой уж и самодур?
— Алёна, есть один факт, который ты должна знать. Я прямолинейный и честный человек. Обычно, это выходило мне боком, но я по-другому не могу. Ты мне вскружила голову. Даже если бы тут не было многожёнства, я бы очень серьёзно задумался, а не жениться ли на тебе. Но сейчас — не об этом.
Алёна разревелась. Ничего не говорила, просто рыдала. Долго. Начиналось всё, как игра. Она хотела влюбить Юру в себя, а потом жёстко отказать. Унизить. Растоптать его чувства своим презрением. Вот такую месть придумала. Постепенно план начал трещать по швам. Злость постепенно растаяла, появился интерес, потом симпатия. Может, молодость, гормоны сказывались. Теперь он её добил окончательно. Она чувствовала: он не врёт. Даже в мелочах его рассказ совпал с информацией Андрея. Значит, совесть у Юры чиста — он делал то, что был должен. Вышло — как вышло. Афоризм, блин! Как теперь быть? Он, ведь, мне нравится? Нравится. Я заслуживаю счастья? Да. Будет ли он хорошим отцом моим детям? Несомненно. Чего ж я, дура, реву? Витенька, родненький, сам выбрал его в побратимы. Он что, заранее всё продумал? А если бы Юра погиб, то Витя бы на Свете женился. Детей бы его своими считал. А если бы оба погибли… Нет!!! Ужас… Славься Макошь! Хоть этого уберегла. Светлые боги! Витя! Благословите меня!
— Я согласна. И ещё, я знала про тот бой с флотом США. Знала и про стаю отвлечения, знала про привлечение уборщиков, не имеющих боевого опыта. Это из-за них он погиб?
— Частично. Они не обладали должными навыками и опытом. Плохо уходили от глубинок, медленнее выполняли манёвры. Все там и полегли. И ещё. Витёк слишком долго уводил охранение в режиме шума. Увёл далеко, нам потом вольнее работалось. Называется: сознательный риск. А откуда ты знаешь? Это же секретно!
— Так вышло; его брат, Андрюха, рассказал.
— Интер-р-ресно!
— Он тоже в том бою был под твоим началом. Управлял каким-то роботом-сборщиком.
— Да-а-а!?
— Пойдём домой, Юр. Что-то грустно стало.
Свадьбу есть смысл описать особо. Были старшие дети, мои сослуживцы, со школы несколько учительниц, со столовой. Щедрин толкнул речуху. Водка на свадьбах — табу. На этот случай квоты не работают. Но это ничего не испортило. Отмечали под открытым небом, на Хортице. Там есть выделенное место для таких случаев. Молодёжь прыгала через костёр, целовалась, смеялась, танцевала. Дарили подарки. Тут считается честью получить подарок, сделанный своими руками, с любовью. Это нас никак не обидело: материально мы ни в чём не нуждались. Больше всего я боялся за Свету. Странно, что она не ревновала меня в те пять дней нашего романа с Алёной. Думал, затаилась, потом взорвётся — ан нет, всё спокойно.
С трепетом жду прибытия домой. Предстоит первая брачная ночь. Как будет на это реагировать Света? Где и с кем спать? С двумя сразу? Или с одной? Идти ли потом к Свете? А кто из них на что обидится? Во, блин, встрял! Свету отозвал в сторону и поинтересовался деликатно. Всё уже решили без меня. Сегодня ночь Алёны. В дальнейшем: нечётные ночи — Алёны, чётные — Светы. Одной проблемой меньше — уже хорошо.
Назвать
Этот отпуск прошёл нескучно. Бабы меня частенько привлекали выгуливать малышей. Может, к Саше приучают, а может, им не понравилось, что Славик меня дядей назвал — кто их, баб, разберёт? Маша отреагировала нормально. Никаких истерик и сцен не было. Всех проблем: лишь бы моего потенциала хватало. Жёны друг перед другом выделываются, темперамент показывают, а мне отдуваться. Реально, ждал конца отпуска, а то ещё опозорюсь в постели.
Выяснил у Андрея Кривоноса по поводу его рассказок Алёне. Всё верно; есть и ещё один момент: этот засранец не имел права разглашать. Пришлось звонить Щедрину, договариваться. Алёне увеличили допуск, перевели поваром-кондитером в офицерскую столовую. Андрюху наказали. Очень страшно: он аж посерел, когда ему огласили приговор — на один год он лишается права выступать на соревнованиях и на тот же год не имеет права играть «за наших», то есть, играть он может, но должен играть вместо ботов за врагов. Какие-такие боты? Что-то компьютерное? Вот такой Щедрин. Вроде и рук не рубит, но наказание реальное. Андрей — только, что не плакал, сказал, что теперь над ним будут смеяться ребята в школе. Мне Щедрин тоже сделал замечание. Сказал, что я несколько превысил уровень подробностей в своих рассказах жёнам о боевых действиях.
— Юрий Григорьевич, ёлки-палки, все рекомендации есть в компьютере! Чаще заходите в свой профиль.
Глава 9
Шёл 1989 год. Олег только что вернулся из армии. Служил он в мотострелках. В десантники не взяли по медицинским показателям. Глупость. Сухой, худой, тонкокостный — видимо эти признаки и заставили медкомиссию поставить «галочку» в одной из граф личного дела призывника Литвина. Глупость и несовершенство системы. Никто не учёл других его качеств: скорость горностая или куницы, невероятную выносливость. При его собственном весе в 65 килограммов на 181 сантиметр роста он мог подтянуться на одной руке три раза, на двух — 32; легко бежал десятку за 45 минут.
Его могли бы послать в Афганистан, как мотострелка. Но… У него были приводы в милицию ещё в школе. Хулиганил, курил, выпивал в компании старших. Отслужи он в Афганистане, и, как знать, может быть бы стал нормальным патриотом и гражданином. А так… Большая удача и круговая порука офицеров, в-особенности, командира части, которому хотелось без ЧП выйти на пенсию, что наш «герой» не попал в дисбат.
Придя с армии, Олег обнаружил, что жить ему не сильно есть где. Та квартира, которую он считал домом, вполне себе имелась в наличии, даже с пропиской всё было нормально. Их было трое детей. Его сестра, восемнадцати лет от роду, была замужем за старлеем милиции местного РОВД. Уже бегала на восьмом месяце беременности. Жили они с мужем в него, Олеговной, квартире. Папа с мамой и младший брат тринадцати лет обитали во второй комнате. И всё. Квартира — двухкомнатная. Олега не слишком тяготило спать на полу, на матраце. Но нужно было не только спать, но и жить. Двадцать лет, гормоны. Парень он был видный, дерзкий. В село к бабушке переезжать из областного центра, города Запорожье, не хотелось. Выход виделся в покупке своего жилья. Осталось определиться с деньгами: где их брать? Горбачёв вовсю вводил кооперативы. Там можно было заработать значительно больше, чем на заводе.
Отец одного из одноклассников, Геннадий Абрамович, организовывал клуб. Планировалось создать ресторан, сауну, девочек, бильярд. Олега хлопали по плечу, рассказывали о перспективах. После этого он шёл углублять подвал старого дома в центре города. Глина не желала сдаваться. Каждый, вынутый из недр земли, кубометр стоил десять рублей и много пота. Больше трёх кубов за день, на нос, вынимать не удавалось. Работал с напарником. Тот был внешней противоположностью Олега: коренастый, невысокий, мускулистый. Работа у них шла примерно одинаково. Одинаково плохо. Напарнику сильно не хватало кислорода в подвале — там не было никакой вентиляции. После десяти минут работы приходилось столько же быть на улице, чтоб отдышаться. А Олегу не хватало веса, чтоб эффективно копать. Тем более, вязкую глину. Одним словом, эта сдельщина не грозила сделать Олега миллионером и обладателем своего жилья.