Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды
Шрифт:
Ни Гримпенской трясины, где до сих пор, говорят, висит табличка «ОСТОРОЖНО ЗЛАЯ СОБАКА», ни Принстаунской тюрьмы, откуда сбежал несчастный брат миссис Бэрримор (две главные приманки для приезжающих туристов), мы не искали и не интересовались. Зато видели гуляющих среди вереска длинногривых дартмурских пони — это старейшая на Британских
Из Дартингтона путь мой лежал в Норидж с остановкой в Лондоне. Прощаясь, Дима наказал мне посетить в Лондоне поэтессу Кэтлин Рейн, которая помогла им с Леной получить стипендию в Дартингтон-Холле, и передать ей привет. Я с удовольствием обещал, тем более, что Кэтлин Рейн была большим специалистом не только по «диминому» Блейку, но и по «моему» Йейтсу.
…На обратном пути я все-таки посетил Тотнесскую крепость, обошел изнутри ее стены и купил путеводитель, в котором прочел: «What makes Totnes Castle special is the fact that it never saw battle». В поезде на меня напало меланхолическое настроение, и я написал стихи, развернув эту фразу в целое нравоучение (сомнительное, как и все нравоучения):
Ракушка девятнадцатая. Лондон, Челси
(Дела оккультные)
Я отыскал дом, в котором жила Кэтлин Рейн, в тихом и зеленом уголке Челси, на Полтонс-сквер. С детства млею от этих названий: Кенсингтон, Пимлико, Челси — с тех пор, как в первый раз прочел рассказы о Шерлоке Холмсе, лучшую в мире книгу, как печать, легшую на мою младенческую душу (вот как красиво сказал!)
Встретившая меня немолодая леди была мила и приветлива. Кое-что о ней я знал еще с России, поскольку мне довелось перевести ее стихотворение для английской антологии. Я знал, что Кэтлин Рейн родом с английского Севера, по матери шотландка, что она не только поэт, но и автор монографий об английской поэзии, главным образом, об Уильяме Блейке, непризнанном при жизни гении, творце собственной поэтической мифологии, мистике и визионере.
Наш разговор
В последние годы она издавала альманах «Теменос» («преддверие» по-гречески) и была соучредителем Академии Теменос (лекции, семинары, поэтические чтения), с уклоном в «священные знания Запада и Востока». Патроном и альманаха, и Академии был сам принц Уэльский. Ну да, тот самый принц Чарли, можно не объяснять.
Вот таким образом нечаянно-негаданно я оказался чуть ли не в штаб-квартире английского спиритуализма. Вообще говоря, мистическая традиция имеет давние корни в английском мире. Особенно она процвела в конце XIX и начале XX века. Недаром глава всемирного Теософского общества мадам Блаватская в 1889 году переехала из Нью-Йорка в Лондон. Здесь под ее обаяние попал молодой Уильям Йейтс, да и не он один. Мистиком был и мой любимый Конан-Дойль, он даже увлекался спиритизмом. Мода на сверхъестественное сделалась тогда повальной в английском обществе. Молодой человек не имел шансов увлечь юную леди, если он не мог рассказать пары вещих снов или поведать о каких-нибудь таинственных и необъяснимых явлениях, которым был самолично свидетель.
Но вот вопрос: много ли лучше наивного увлечения мистикой то тотальное разочарование «потерянного поколения», которое воцарилось после Первой мировой, упразднив прежние вкусы и прежних кумиров? И те потоки бескрылого, лишенного воображения натурализма и политического стихоплетства, которые затопили послевоенную поэзию?
Впрочем, у этого потока был и свой противоток. К нему принадлежали не худшие поэты XX века. Уильям Йейтс и вернувшийся с войны Роберт Грейвз, не глядя ни на кого, создавали собственные поэтические мифы. Романтиком и визионером предстал читателю и пришедший двадцатью годами позже юный Дилан Томас. (Интересно, что все трое: ирландцы Йейтс и Грейвз и валлиец Томас — несли в себе наследственный кельтский код.) Мифотворцем по сути своей был и родившийся еще одним поколением позже Тед Хьюз.
К тому же направлению принадлежала и Кэтлин Рейн. Во всех своих работах она занята одним — защитой тех древних родников [8] , из которых когда-то родилась мировая поэзия. И в самом деле, разве поэт не был изначально жрецом, пророком и визионером? Разве не общался он с силами таинственными и божественными? Если эту нить оборвать, Данте и Мильтон сделаются для нас грудой мертвых слов и само существование поэзии прекратится, от нее останется только название, пустая шелуха. Или хуже того — в колыбельке, где лежал человеческий ребенок, окажется подброшенный эльфами уродливый оборотень.
8
Defending Ancient Springs — название сборника критических работ К. Рейн (1967).
Кэтлин Рейн подарила мне последние номера «Теменоса» — довольно увесистую стопку (точнее сказать, стопу).
— Вот в этом номере, — сказала она, — стихи Арсения Тарковского в переводе Питера Рассела.
Я выразил свой щенячий восторг по этому поводу.
— Питер, — продолжала Кэтлин, — говорит, что Тарковский ему нравится больше Ахматовой.
Питер Рассел, издававший в 1950-х годах поэтический журнал «Девять» (в честь девяти муз), представлял собой довольно колоритную фигуру на английской литературной сцене. Двоюродный брат философа Бертрана Рассела, поэт, полиглот и первый переводчик стихов Осипа Мандельштама на английский язык, он прожил бурную и запутанную жизнь и умер в Италии на какой-то заброшенной мельнице, не изменив до конца своей главной страсти — стихам и литературе.