Рандеву
Шрифт:
— Ревнуешь?
Он приподнял уголки губ, глаза смеялись. Ему было смешно!
— Ты ревнуешь?
— Да.
— Не стоит.
Он наклонился, чтобы снова меня поцеловать, одной рукой погладил по спине, а другой выдернул блузку из юбки и моментально сдвинул наверх лифчик. Он знал эту дорогу. Быстрота его действий кружила мне голову.
Утренний ветерок ласкал мою кожу.
Это было опасно, как русская рулетка.
— Не здесь, — прошептала я.
Он укусил меня в шею.
— Я тебя хочу.
— Нет, нельзя! Кто-нибудь может выйти из дома.
— Все спят, пьяные или обкурились. Никто не выйдет.
Его губы скользнули по одной моей груди, рука сжала другую. Я закрыла глаза,
— Я так по тебе скучал, — прошептал он, а потом сказал еще что-то, чего я не разобрала.
Он поднял мою юбку, стянул стринги. Я часто дышала, не в силах сказать ни слова.
Меня будет искать Эрик. И другие могут выйти на улицу. Петер уже четверть часа назад сказал, что пора расходиться.
— Нет… Нельзя.
— Все хорошо. Можно.
— Нет, нет, — я пыталась сохранить остатки сознания.
Если я сейчас его не остановлю, если не скажу «стоп», то никогда больше не смогу за себя ручаться. Я и так зашла слишком далеко.
Чтобы остановить Мишеля, а еще больше — чтобы нас не застукали, я обеими руками взяла его за голову, заставила посмотреть на меня.
— Посмотри мне в глаза, — прошипела я.
Я не знала, как по-французски будет «их — нас! — застали на месте преступления», поэтому сказала просто:
— Я боюсь, понимаешь? Я боюсь.
Похоже, это подействовало. Он меня отпустил.
Я поправила бюстгальтер, быстро застегнула блузку и заправила ее в юбку. Запустила пальцы в его шевелюру и слегка растрепала ее. Мишель мрачно смотрел на меня, он следил за каждым моим движением. Потом застегнул брюки.
— Тебе на самом деле нужно хоть разок зайти ко мне.
— А как же Брюно? — я услышала свой голос словно со стороны.
Мне еще нужно было прийти в себя. Щеки горят, дыхание прерывистое…
Боже мой, неужели это происходит наяву? Неужели это я стою сейчас здесь и договариваюсь о любовном свидании?
Это так и происходит?
— В пятницу вечером его никогда не бывает. Он уходит к своей подружке. Приходи в пятницу.
— Кстати, что знает Брю…
Мишель отпрянул. Он испуганно посмотрел на что-то за моей спиной, а потом сразу исчез, словно растворился. Я осталась одна подпирать стену.
Обернулась, и что вижу? Петер.
Человек с чистой совестью не реагировал бы на появление хозяина так, как я. Мои щеки, и так пылающие, просто загорелись, рот открылся. Я с трудом изобразила улыбку, но она получилась дрожащей, неестественной. Потом схватилась за блузку, проверяя, в порядке ли одежда.
Теперь мне надо было что-нибудь сказать — что-то такое, что сняло бы напряжение, объяснило бы это рандеву [36] с Мишелем, одним из его рабочих, ранним утром, за углом дома, и в конце концов свело бы эту встречу к чему-то незначительному, совершенно невинному.
36
Rendez-vous (фр.) — свидание, преимущественно любовное.
С каждой секундой своего молчания я буду казаться все виноватее, буду все виноватее, придам особое значение… Чему? Что именно видел Петер? Ему только казалось, будто он что-то видел? Нет. Он видел достаточно и все понял.
По всей его позе, по выражению глаз я чувствовала, что он понимает, что здесь произошло.
Петер ничего
21
Бастиан устрашающе размахивал мечом из папье-маше и издавал боевой клич. Изабелла была одета эльфом, с крылышками из проволоки и тюля. Стайка голубых и розовых эльфов поднялась против злых карликов и рыцарей. Логика происходящего ускользнула от меня частично, а быстро и невнятно произнесенные диалоги — полностью.
Вокруг меня сидели по крайней мере две сотни людей, собравшихся в salle de fete [37] . Гордые родители и родственники Армандин, Лор, Тома и Люков, пришедшие сегодня вечером на представление, которое репетировалось долгие недели. Зал был полностью погружен в темноту, а прожекторы направлены на авансцену. Слабо светились на стенах только таблички с надписью «Не курить». Я испытывала такую же гордость, как и все присутствующие, а может быть, и чуть большую, чем другие родители. В среднем.
37
Salle de fete (фр.) — праздничный зал.
Эльфы, взмахивая ручками, грациозно пробежали по сцене восьмеркой. Музыка звучала громко, аппаратура слегка хрипела. Вокруг сцены стояли учителя и учительницы, которых здесь называют maitresses [38] . Они хлопали в ладоши, подбадривая детей.
А я вспоминала прошедшую неделю. Спали мы уже в спальнях левого крыла. Покинутый караван подогнали поближе к дому. Теперь в нем бывали только дети, которые смотрели там телевизор. Да и в этом скоро не будет необходимости, потому что комната для гостей рядом со спальней Изабеллы почти готова и сможет стать временной гостиной. Я испытывала к каравану двойственное чувство. То, что нам больше не приходилось спать в этом ящике, воспринималось мною как победа. Но, с другой стороны, за прошедшие месяцы караван стал для меня символом. Декорациями самых ярких минут моей жизни были его металл и пластик. Теперь он, будто некий сомнительный монумент, стоял пустым, окруженный буйно растущими сорняками.
38
Maitresse (фр.) — госпожа, учительница.
Изменения коснулись не только спален. Петер рассказал Эрику, что взял несколько новых заказов, при выполнении которых, а уж в начале-то точно, он сам хотел бы по возможности присутствовать. Его присмотр за отделкой нашего левого крыла больше не требовался. По словам Петера, мы могли управиться с двумя, от силы с тремя рабочими. И вот с прошлого вторника у нас работали только Луи, Пьер-Антуан и Антуан. Петер побывал у нас в понедельник, чтобы рассказать свои новости и проинструктировать нашу троицу. Он пообещал, что вернется к нам на следующей неделе — прямо в понедельник утром, потому что все-таки хочет следить за ходом работ. И конечно, нужно получить деньги за предыдущую неделю. Каждую пятницу он вручал Эрику счет, в котором было указано число отработанных часов. Эрик расплачивался наличными, Петер расписывался, и таким образом мы «всегда были в расчете», как называл это Петер. Меня радовало, что теперь он будет бывать у нас редко. Смотреть ему в глаза, особенно при Эрике или детях, стоило мне определенного труда.