Ранней весной (сборник)
Шрифт:
— Мать твою так!.. — впервые за их поездку Ракитин услышал брань из уст Шатерникова.
Через поле к железнодорожной насыпи пробирался боец, впереди себя он нес забинтованную руку. Это был тот самый, которого Шатерников назвал самострелом. Откуда он взялся, где был все это время?
Шатерников из кожи лез, чтобы привлечь внимание бойца: он вытягивался на носках, кричал, размахивал руками. Тот, верно, слышал его призывы, но бежал, отворотив лицо в сторону, чтобы не встретиться с взглядом командира. Вот он достиг насыпи и неловко, оскальзываясь, стал карабкаться по ней. Видимо, он держал путь прямо на немецкие танки.
— Что
Дезертир вскарабкался на полотно и поднял руки кверху, здоровой рукой он поддерживал простреленную.
— Эх, какого бойца он в себе теряет! — огорченно притворил Шатерников и вынул парабеллум. Положив ствол на локтевой сгиб, он съел нижнюю губу крепкими белыми зубами и плотно сощурил левый глаз. Солнце позолотило ему лоб. Переменив стойку, он вновь прицелился и спустил курок. С поднятыми руками предатель бежал по насыпи в сторону танков.
— Что за черт? — недоуменно сказал Шатерников и зачем-то подул в ствол пистолета.
Но предатель вдруг повернулся лицом к КП, сложился пополам, словно отвесил глубокий поклон, рухнул на колени и скатился с насыпи.
— Собаке собачья смерть, — гадливо сказал полный связист.
Справа от танков вспыхнул голубой дымок, за ним второй, третий.
— Ну, вот и сосед заговорил, — определил Чернецов, снова припав к биноклю.
Дымки вспыхивали все чаще и чаще. Такие голубенькие и невинные издали, они, верно, пришлись не по вкусу немецким танкам. В тальнике началась сумятица. Танки завертелись, подняли ответную стрельбу, потом свернули с первоначального пути; три из них вырвались из зарослей и, как показалось Ракитину, взяли направление прямо на КП, один, видимо подбитый, остался в кустарнике.
— Сказались они, что ли? — воскликнул Чернецов. — Прут прямо на нас!.. — он повернулся к бородатому капитану. — Ну-ка, начарт, дай им прямой наводкой!..
Ракитина мучило, что он так плохо разбирается в происходящем. Он видел, что танки идут на них, — это подтвердил и Чернецов, — но не мог представить себе действительной меры опасности. Окружающие хоть и посуровели как-то, но не выражали особого волнения. Шатерников вместе с начартом и полным связистом ушел в блиндаж, да и не хотелось Ракитину выказывать перед ним своего беспокойства, которое тот легко мог принять за страх. А страха Ракитин и в самом деле не чувствовал. Ему было тревожно и как-то не по себе, но лишь потому, что он не видел своего места во всем происходящем. Если б нашлось какое-то дело, если б ему что-нибудь поручили, приказали, он бы чувствовал себя куда лучше и тверже. Но безучастно ждать, пока другие отвратят нависшую опасность, было противно натуре Ракитина, склонной к действенному участию в каждом деле, с которым его сталкивала жизнь.
Появился Шатерников в сопровождении полного связиста и ординарца комполка, в руках у них были связки гранат.
— Я очень уважаю твою артиллерию, сказал Шатерников Чернецову. — Но страховка не помешает.
— Стоит ли рисковать? — неуверенно сказал Чернецов.
— Риск невелик. Мы их на насыпи подловим. Пошли, товарищи! — Шатерников уперся рукой в край траншеи и легко выбросил свое тело наружу. Ординарец и полный связист последовали за ним. Не очень-то отдавая себе отчет в том, что делает, просто из привычки сопровождать
На КП появилось несколько бойцов с автоматами и длинной узкой трубой — противотанковым ружьем. Чернецов и другие командиры вынули из кобур пистолеты. Ракитин, немного стыдясь, извлек свой наган. «Так я его и не почистил!» — вспомнил он.
— Вы мне скажите, что надо делать, — попросил он стоявшего рядом Чернецова.
— Ровным счетом ничего, — пожал тот плечами.
— У всех в руках оружие…
— Да, все-таки противник близко…
«Ладно, буду делать то же, что и другие», — решил Ракитин, но делать ему ничего не пришлось.
Прежде чем Шатерников, полный связист и ординарец достигли насыпи, откуда-то из-за КП ударили полковые пушки. Снаряды прошли низко-низко и разорвались с недолетом, впереди танков, охлестнув их потоками грязи. Этого оказалось достаточно: танки повернули и без выстрела устремились назад.
Через несколько минут Шатерников спрыгнул в траншею.
— Контратака отбита, а, капитан? — радостно сказал Чернецов.
— Отбита, — подтвердил Шатерников. — Немцами явно командовал какой-то ихний фон Козюра.
Из блиндажа показалась кудрявая голова телефониста.
— Товарищ командир полка! — закричал он восторженно. — Тюльпан на проводе!..
Его заходящийся от восторга голос подсказал Ракитину, что случилось что-то очень хорошее. Так оно и оказалось. Когда Чернецов после телефонных переговоров вновь появился в траншее, он глядел орлом.
— Поздравляю, товарищи, — произнес он важно. — Высота 16,9 взята!
Тут все разом заговорили, зашумели, а бородатый начарт вдруг заорал на ординарца громовым голосом: «Где обед?!» — и ординарец, парень ушлый, себе на уме, с готовностью ярого службиста проорал в ответ: «Сей минут будет, товарищ капитан!»
Чернецов протянул руку Шатерникову и, осветившись открытой, мальчишеской улыбкой, сказал:
— Крепко ты нам помог, товарищ капитан!
— Да ладно, — отмахнулся Шатерников.
— Не скромничай, товарищ капитан, — послышался голос Утина, — хорошие, ценные решения подбрасывал!.. — Шинель на политруке была порвана и забрызгана грязью, а взмокшее потом худощавое лицо также спокойно и скромно-деловито.
— А ну вас к богу в рай! — сказал Шатерников и отвернулся.
Шатерников не скромничал и не ломался. Когда во время их странствий по частям он демонстрировал свои трофеи и вокруг звучал хор восхищенных голосов, Шатерников отнюдь не оставался равнодушным к лести. А сейчас, сделав действительно хорошее дело, быть может обеспечив успешное окончание боя, он отводил от себя и похвалы и благодарность. Он даже сказал неунимавшемуся Чернецову:
— Радоваться нечему, высота хоть и взята, но бой проведен на тройку с минусом.
— Так ведь учимся воевать! — воскликнул Чернецов.
— Пора бы и научиться, — сухо отрезал тот.
Ракитин спросил Утина, какова судьба разведчиков.
— Потери еще не подсчитаны, — ответил политрук. — Да, кстати, взято немало пленных.
— А где они?
— Там, за лесом, — махнул Утин рукой. — Их согнали в офицерский блиндаж. Набились как сельди в бочке.
Ракитин сказал Шатерникову, что пойдет к пленным.