Ранняя осень
Шрифт:
— А сколько сейчас на штанге?
— Сто двадцать килограммов.
— А Хоук тоже поднимает штангу?
— Да, иногда.
— И он сможет поднять столько, сколько вы?
— Наверное.
Я сделал третий подход. Затем сел и несколько раз глубоко вздохнул. По груди струился пот.
— А теперь сделаем несколько подъемов на бицепс, — сказал я и показал ему, как правильно выполнить это упражнение. Гантели оказались слишком тяжелыми, поэтому он поднимал одну двумя руками.
Спустя два часа Пол тяжело опустился на скамью, склонил голову и положил руки на колени, дыша так, словно только что пробежал
— Ну, как себя чувствуешь? — спросил я Пола.
Не поднимая глаз, мальчик устало покачал головой.
— Это еще ничего. Завтра будет хуже. Ни согнуться, ни разогнуться не сможешь. Ну, пойдем поработаем с грушей.
— Я больше не хочу.
— Знаю, но еще полчаса — и все закончится. Увидишь, будет интересно. Мы не будем сильно надрываться.
— Чего вы ко мне привязались? Неужели не можете оставить меня в покое?
Я снова сел рядом с ним на скамью.
— Всю твою жизнь тебя никто не трогал, все только и делали, что оставляли тебя в покое, и в результате ты похож черт знает на что. Я хочу немножко исправить тебя.
— Как это?
— А так. Сейчас у тебя нет ничего, что бы ты любил. Нет ничего, чем бы ты мог гордиться. Ничего, что бы ты хотел знать. И вот сейчас ты просто настоящая амеба, потому что никто не хотел тратить свое время, чтобы тебя чему-то научить. А в самих людях, которые тебя окружали и растили, ты не видел совершенно ничего, что можно было бы перенять.
— Но я же не виноват.
— Нет. Пока еще нет. Но если будешь и дальше сидеть сложа руки и ничего не делать, это будет уже твоя вина. Ты достаточно взрослый, чтобы пытаться самому стать человеком. И чтобы нести ответственность за свою жизнь. А я просто хочу немного помочь тебе.
— Ну а при чем тут все эти железяки?
— Не важно, что ты умеешь. Главное, чтобы ты умел, и сам осознавал это. А здесь у тебя полный провал. Ты ничего не умеешь, ничего не любишь и, главное, ничего не хочешь. Поэтому я сам научу тебя быть сильным, держать форму, бегать по пятнадцать километров, поднимать штангу больше твоего веса и уметь немного боксировать. Я научу тебя готовить, строить дома, работать физически. Уметь заставлять себя что-то делать и управлять собой. Может потом, попозже, мы будем еще и читать, и ходить по музеям, и смотреть что-нибудь более серьезное, чем глупые комедии. Но сейчас я начал с твоего тела, потому что с него легче всего начать.
— Ну и что? — хмыкнул Пол. — А потом я снова вернусь обратно. Так какая разница?
Я взглянул на него в упор. Страшное зрелище. Бледный, узкогрудый, весь какой-то пожухлый, как мокрая курица, с торчащими в разные стороны костями, устало опущенной головой. Нестриженные волосы. Длинные грязные ногти. Что за мерзкое маленькое чучело!
— Конечно, вернешься, — вздохнул я. — Вот поэтому-то и нужно, чтобы к этому времени ты стал абсолютно автономным.
— Чего?
— Автономным. Зависящим только от самого себя. И не слишком уж подвергающимся влиянию своего окружения. Конечно, ты еще не совсем взрослый. И, может быть, еще рано требовать от такого ребенка как ты быть автономным. Но у тебя нет выбора. Твои
У него затряслись плечи.
— На самого себя, малыш, — со вздохом повторил я.
Он плакал.
— Но мы справимся. Обязательно справимся, вот увидишь. Сможем развить в тебе гордость, сделать так, чтобы тебе хоть что-то в себе нравилось. Я помогу тебе. Все будет хорошо.
Он плакал, опустив голову. Плечи вздрагивали, по костлявой спине струился пот. Я сидел рядом и молчал. Не нужно было его трогать.
— Поплачь, ничего страшного, — сказал я. — Я тоже иногда плачу.
Минут через пять он успокоился. Я встал. Возле груши лежали две пары перчаток. Я поднял их и протянул одну пару Полу.
— Ну, давай. Пора немножко поколотить грушу.
Он молчал, понурив голову.
— Давай, малыш, — повторил я. — Пойдем, покажу тебе, как боксировать.
Не поднимая глаз, он протянул руку и взял перчатки.
Глава 18
Мы рыли последнюю траншею для фундамента. Было жарко, работа продвигалась медленно, в основном из-за камней и множества переплетенных корней. Я орудовал киркой, Пол — лопатой. Рядом лежал топор, лом и ножницы для стрижки газонов, которыми мы обрезали корни.
Пол был одет так же, как и я: в джинсы и рабочие ботинки. Только мои были побольше. Обливаясь потом, он выгребал из траншеи комья земли, которые я выдалбливал киркой.
— Зачем нужны все эти канавы? — спросил Пол.
— Видишь вон те трубы? Мы уложим их в эти канавы и зальем бетоном. Это будет фундамент, на котором должен стоять дом. Его делать легче, чем выкапывать целый подвал, хотя с подвалом и лучше.
— Почему? — Пол опустил лопату в траншею и зачерпнул немного земли. Но поскольку он держал лопату слишком высоко за ручку, она наклонилась, и большая часть грунта высыпалась обратно в траншею.
— В подвал можно поставить печь, чтобы нагревать полы. К тому же там еще можно и хранить что-нибудь.
Пол чуть крепче сжал лопату и зачерпнул еще немного грунта. На этот раз удалось удержать немного больше.
— Разве это не могут сделать специальные машины?
— Конечно, могут. — Я размахнулся и вонзил кирку в сухой грунт. Мы шли по скальному пласту, а долбить скалу — “сущие пустяки”. — Но от этого у нас с тобой не будет никакого удовольствия. Конечно, можно притащить компрессор и выдолбить всю эту траншею. Грохот, тарахтенье. И никакого чувства удовлетворения от проделанной работы.
— Но, наверное, так намного легче.
— Может ты и прав. — Я снова вгрызся киркой в землю и отковырнул большой кусок.
Пол поддел его лопатой. Он по-прежнему держал ее слишком высоко и неуверенно. Но на этот раз ему все же удалось вынуть землю.
— Немного позже нам еще придется пользоваться кое-какой техникой. Лучевой пилой, например. Но я хочу, чтобы вначале мы все прочувствовали на своем горбу.
Пол взглянул на меня, как на идиота, и беззвучно шевельнул губами.
— Нет, я не придурок, — сказал я. — Просто мы делаем это не только для того, чтобы сделать.