Рапсодия для ускорителя
Шрифт:
– Побочный бизнес на голограммах?
– предположил я. Билко снова фыркнул:
– Думаю, она везет с собой акустическую систему для чтения лекций в Большом Каньоне.
Пройдет несколько дней, и я припомню эту его шутку. Пока же я оставил остроумие Билко без внимания.
– В общем, что бы она ни везла - это не наше дело, - напомнил я ему. Загрузить и укрепить - вот твоя обязанность.
– Если ты настаиваешь...
– проговорил он с театральным вздохом.
– Настаиваю.
Я отключил связь. Билко в глубине души убежден, что он великий театральный актер, ставший жертвой подмены в родильном доме, поэтому никогда не упускает случая попрактиковаться в профессии, которой мог бы себя посвятить. Я, в свою очередь, уверен, что эти его репетиции напоминание об огромной услуге театральному миру, оказанной медсестрой, подменившей младенцев. Я подключился к машинному отделению.
– Ронда?
– Прием, - раздался голос Ронды Бленкеншип.
– Мы в предполетном режиме?
– С этой секунды. Как двигатели?
– Тикают, как хорошие швейцарские часики. Или как бомба-самоделка сумасшедшего анархиста. Выбирай, что тебе больше нравится.
– Больше всего мне нравится, что на корабле есть ты. Ты умеешь успокоить, - проворчал я. Она уже не первый год пристает ко мне, чтобы я поменял двигатели или хотя бы как следует отремонтировал старые.
– У меня для тебя интересное сообщение: с нами летит пассажир из профессионалов, ученая.
– Да брось ты! Что ей здесь понадобилось?
– Не иначе, собралась изучать классовую борьбу низшего персонала на межзвездных транспортных линиях, - предположил я.
– А если серьезно, то она, по данным диспетчера, торопится на Парекс. После нас вылетов туда не будет целых девять дней.
– Неужели раскуплены все билеты на пассажирские рейсы?
– На пассажирских рейсах нельзя перевозить негабаритный груз, как у нее. Только не спрашивай, что именно она везет, потому что я сам этого не знаю.
– Я и не собиралась спрашивать. Если это что-то любопытное, Билко обязательно разведает.
– Лучше бы он не совал нос, куда не следует!
– Я знал, что Билко никогда еще не воровал грузы, но опасался, как бы неуемное любопытство не заставило его переступить черту.
– Если он меня спросит, я передам ему твое пожелание, - пообещала Ронда.
– В том-то и дело, что он ни с кем не советуется...
– проворчал я. Лучше постарайся сосредоточиться и вывести корабль в космическое пространство без лишних пиротехнических эффектов. Не хватало только, чтобы эта ученая дама испугалась и подняла визг!
– С нашего края пищевой цепочки вряд ли кто-нибудь обратит на это внимание, - сухо ответила она.
– Но если ты приказываешь, я постараюсь.
Я отключил связь и посвятил следующие несколько минут предстартовой проверке систем. Я сознательно медлил, чтобы оттянуть неотвратимый разговор с Джимми Камалой, нашим ответственным за музыку, о деталях броска к Парексу. Нельзя сказать, чтобы я его сильно недолюбливал. Просто он был молокососом, которому едва исполнилось девятнадцать, а потому из него так и перли плохо переваренные идеи и сомнительные истины, раздражавшие меня еще тогда, когда я сам был подростком. Надо же было такому случиться, чтобы именно этот зазнавшийся шалопай оказался нашим ответственным за музыку - то есть человеком, чью незаменимость вынужден был признавать весь экипаж "Сергея Рока"!
Честно говоря, Джимми старался. Но несмотря на все его благие намерения не нести чушь и на мои - помалкивать и не указывать ему на каждом шагу, что он несет чушь, оба мы постоянно гладили друг друга против шерсти.
К счастью, в тот момент, когда я закончил предстартовую проверку систем, Билко сообщил мне, что багаж погружен и закреплен. Я связался с диспетчерской, узнал, что благодаря нашей прыти мы числимся третьими в очереди на взлет, и приказал экипажу пристегнуться. Увидеться с Джимми я еще успею.
Мы взлетели на орбиту, даже не осыпав космопорт искрами, отстрелили ускоритель, тут же подобранный внизу для повторного использования, и устремились в глубокий космос.
Увы, теперь встреча с Джимми стала неотвратимой.
– Проверь параметры траектории на Парекс, - приказал я Билко. Более современные корабли могли корректировать свой маршрут в процессе полета, нам же приходилось с самого начала ложиться на строго выверенный курс. Пойду посмотрю, готов ли Джимми.
– Ступай, - молвил Билко, уже приступивший к делу.
– Не забудь напомнить ему, что нынче мы нагружены под завязку. Тут нужна Зеленая, а то и Синяя.
– Это точно.
Проходя мимо пассажирской каюты, я обратил внимание, что дверь ее заперта. Вдруг у дражайшей ученой дамы приступ тошноты? Я был готов пожелать ей именно этого: в обществе, пронизанном строгими классовыми разграничениями, рвота - великий уравниватель. С другой стороны, если ей не хватит пакетов, мне придется за ней подтирать... Вспомнив об этом, я перестал желать ей неприятностей. Пройдя еще пять метров, я вошел в каюту ответственного за музыку.
Как я уже сказал, Джимми был парнишкой девятнадцати лет от роду. Я забыл добавить к этому, что одним возрастом дело не исчерпывалось: все самое неприятное, что только может сопутствовать этому возрасту, наличествовало у него в полном комплекте. Скажем, волосы он не стриг уже на протяжении пяти межпланетных перелетов, а на физиономии отрастил пучки противной растительности, каковую на полном серьезе именовал бородой. Даже среди своих коллег, не ведающих приличий в одежде и испытывающих по сему поводу извращенную гордость, он выделялся полным отсутствием вкуса: в тот день, к примеру, он напялил рубаху в кричащую полоску, вышедшую из моды лет десять назад, и линялые джинсы, начавшие выцветать тогда же. Шейный платок - кастовый "знак" ответственного за музыку - находился в вопиющей дисгармонии с рубахой, к тому же был повязан кое-как. О фасоне и состоянии его ботинок, водруженных прямо на стол, я вообще умолчу.
При моем появлении он, как всегда, вздрогнул всем телом. Ронда почти убедила меня, что эта его чрезмерная реакция объясняется постоянной занятостью, но я еще не отбросил версию, что он просто чувствует себя виноватым. Не знаю только, из-за чего...
– Капитан, - пролепетал он едва слышно, - я составляю новую программу.
– Понятно.
– Я покосился на его штиблеты, которые он не позаботился убрать со стола, и отвел взгляд. Он знал, что я терпеть не могу этой его манеры, но стол принадлежал ему, никаких специальных инструкций, регулирующих данный вопрос, не существовало, вот он и проявлял завидное упорство. Это был вызов лично мне. Я всегда подозревал, что он поступает так по наущению Билко, но доказательствами не располагал.
– Старший помощник Хобсон сообщил тебе вес корабля?
– Да, сэр, - ответил Джимми.
– Полагаю, нам надо выбрать Синюю - так безопаснее.
– Это точно, - проворчал я, не собираясь уточнять, что Синяя - это "эра романтики" или народная музыка, то есть направления, которые предпочитаю лично я. Не хватало только, чтобы Джимми возомнил, будто оказывает мне услугу! Тогда он обязательно потребует ответного одолжения.
– Что у тебя в плане?
– Начнем с Двойного концерта Брамса, - забубнил он, уставившись в список.
– Это тридцать две целых семьдесят восемь сотых минуты. "Карнавальная увертюра" Дворжака - еще девять целых пятьдесят две сотых, симфония с органом Сен-Санса - тридцать две целых шестьдесят семь сотых, "Реквием" Берлиоза - целых семьдесят шесть минут. Потом пойдет "Пер Гюнт" Грига - сорок восемь целых три десятых, скрипичный концерт Мендельсона двадцать четыре целых двадцать четыре сотых и "Эльзасские сцены" Масоне двадцать две целых восемьдесят две сотых минуты.