Расческа для лысого
Шрифт:
И я смотрю на рассыпавшиеся бабки. Не особо много, но даже навскидку больше, чем обычно платят гоу-гоу за смену. Так платят девкам, которые в привате делают минет клиентам. И не только минет.
Ленка начинает собирать деньги, а я не могу оторвать взгляда от ее пальцев. И от купюр в ее руках. И злоба, черная и жуткая, что медленно поднимается во мне, нихрена не давая времени на раздумья.
27. Ленка
— Слушай, а почему ты тогда не взяла у меня деньги?
Голос Миши,
Застываю и поднимаю на него взгляд. Сидит, откинувшись на спинку кровати, в том же самом положении, и сигарета в руке. Такой большой, опасный зверюга. И взгляд прям… Соответствует. Я невольно засматриваюсь, залипаю на его татухи. И только через полминуты понимаю, что он спросил. Вернее, не так: ЧТО он спросил.
Перевожу взгляд на деньги в своих руках. Сопоставляю. И охереваю.
Хотя, в принципе, с чего охеревать? Все можно было понять еще тогда, когда он мне в первый раз бабки сунул.
В голове внезапно становится гулко и пусто. Очень знакомое, очень тупое, очень опасное состояние.
После такого я обычно делаю всякую херню.
Понимаю, что молчу уже долго, и что надо бы что-то сказать, но, блин, даже не знаю, что! Дядя Миша, ты — мудак? Неинформативно, как сказала бы Полька.
Пока я раздумываю, он продолжает. Уже со злостью. Видно, мое молчание не нравится.
— Почему ты не взяла мои бабки тогда, а теперь спокойно берешь? Чужие?
— Потому что я их заработала, — говорю я самое очевидное. Правду. Я их реально заработала. Честно. Мне себя не в чем упрекнуть. В отличие от него.
— Хороший заработок, — кивает он, — много пришлось… Трудиться?
Мне эта заминка уже понятна. Ну не дура же, окончательная. И в пустой голове появляется первая эмоция. Злость, само собой. Я уже не помню, насколько мне было хорошо буквально полчаса назад, насколько хорошо было всю эту ночь. Спокойно и правильно мне было. Как никогда раньше. Острой нотой сожаление, что больше такого не будет. Словно дали невозможную вкусноту попробовать, а потом силой забрали. Простреливает и забивается другим.
Забываю о его хриплом шепоте, обезоруживающем. Таком, что веришь. Реально веришь, что что-то чувствует. Что не просто так у него ко мне. Когда просто так, не делают того, что он делал. Не смотрят так, не говорят так мучительно, словно жилы выматывают из тела. У меня небольшой опыт во всем этом. Но даже я понимаю, что не просто так.
И вот теперь, осознавая его слова, я ощущаю невозможную боль. В первую очередь, от того, насколько сильный контраст, насколько глубоко падение. Так что нет, первая эмоция — не злость. Первая — боль.
А потом уже — злость.
Я встаю, аккуратно складываю деньги в сумочку. Показательно, не торопясь. И, прямо смотря в глаза своему, уже бывшему, любовнику, отвечаю:
— Два часа. Пришлось… Постараться.
— Малех…
Он внезапно резко подрывается и идет в мою сторону. Голый. И я машинально двигаюсь к двери. Потому что понимаю: поймает — и не уйду.
— Не надо ко мне подходить, — говорю тихо и напряженно, — или заплатить хочешь?
Он останавливается так резко, словно я ему по яйцам заехала. А что, это отличная идея! Если б я была уверена, что попаду и выберусь после этого целой, точно бы так сделала. В глазах чернущих что-то страшное творится. Такое, словно ему… Больно? Ему? Больно?
Тварь! Это мне больно! Мне! Это я тебя к себе пустила после всего! Это я поверила! Это я… А ты, гад, посмел так… Посмел!
Я смотрю в его глаза и добиваю. Нарочно. Каблуком наступаю. Чтоб хрустнуло. У него. У меня.
— Так вот, с тебя не возьму! Считай, благотворительность была!
Резко надеваю сумочку на плечо, застегиваю молнию на толстовке и бегу к выходу.
Ни видеть, ни слышать его не могу и не хочу!!!
Тварь, сволочь, гад!
Он хватает меня уже у двери, что-то рычит злобно, полностью создавая ощущение зверя за спиной, и я, не разворачиваясь, просто бью его рукой назад, отмахиваюсь. И, судя по задушенному хрипу и тому, что меня отпустили, удачно, очень удачно.
Смотреть, куда я так хорошо попала, нет ни времени, ни желания, поэтому я просто пользуюсь моментом и сваливаю прочь.
Пробегаю мимо администратора гостиницы, на улицу, сразу за поворот. Прислоняюсь к стене, пытаюсь отдышаться.
Нихрена себе, вернулся Миша в город. И я прям сразу это почувствовала. Моментально оказалась на улице, босая и без трусов. Круто!
Тварь! Какая тварь! Да как он вообще про такое подумал, скот!
Злость выкристаллизовывается, разливается по телу, требует выхода. Меня даже потряхивает от ненависти. Я выглядываю из-за угла, боясь, что дядя Миша рванет за мной, в чем был. То есть, ни в чем.
И хорошо бы. Пусть его, урода, в полицию загребут. А что? За нарушение общественного порядка. Нечасто у нас по городу голые татуированные мужики бегают. Погода как-то не располагает. Хоть бы он яйца отморозил, тварь!
Но улица пуста. На стоянке несколько такси, машины гостей и среди них очень круто выделяется черный лексус Миши.
Я смотрю какое-то время, переминаясь босыми ногами на асфальте и размышляя. Перебарывая себя. Уговаривая не тупить. Не делать глупостей.
И проигрывая по всем позициям.
Злость играет главную скрипку. Желание отомстить. То, что я ему там куда-то попала, вообще не искупает моего состояния!
Поэтому буквально в следующее мгновение я бегу к такси. Водитель, судя по всему, повидал всякое, и мой внешний вид его вообще нисколько не заботит.
Я говорю адрес, проверяю по телефону, открыт ли магазин. Магазин открыт, и через, двадцать минут я уже возвращаюсь обратно, моля Бога, чтоб дядя Миша сидел в номере и надувался коньяком, заглушая стресс.
Машина его на месте. Я выхожу, предварительно договорившись с водителем подождать, и подбегаю к лексусу.