Расцвет и закат Сицилийского королевства
Шрифт:
Когда корабли скрылись за горизонтом, унеся сначала Стефана дю Перша и его недовольных товарищей по паломничеству, а затем Пьера Блуаского с его стремящимися домой соотечественниками, королева Маргарита, наверное, пришла в отчаяние. Она во всем полагалась на французов и проиграла. Ее сыну Вильгельму было только пятнадцать лет, и ей предстояло оставаться регентшей еще три года; но ее репутация, и политическая и моральная, оказалась полностью подорвана. Последний поборник уходящего порядка, «испанка» не вызывала ни страха, ни возмущения; ее просто игнорировали.
Маргарита более не могла даже выбирать собственных советников. Три главные фракции — аристократическая, церковная и придворная — достаточно насмотрелись на ее друзей и родственников и решили, что отныне ни Маргарита, ни ее ставленники не будут допущены к государственным делам. Придя в себя после мятежа, она обнаружила, что во главе государства стоит самообразовавшийся совет — коалиция трех групп, которая казалась немыслимой всего два года назад. Аристократию представляли Ришар
Оставался только один родич королевы, чья судьба была не ясна; и среди первых постановлений совета фигурировал указ об изгнании Жильбера Гравинского. Он, его жена и его сын Бертран из Андрии, лишенные своих земель, но получившие разрешение спокойно покинуть пределы королевства, последовали за Стефаном дю Першем в Святую землю; и Сицилия с явным облегчением приготовилась решать собственные проблемы сама.
Для Маргариты изгнание Жильбера стало последним унижением. В прошлом у них возникали разногласия, но Жильбер был верным другом Стефана, а в конечном итоге и ее. Теперь, когда пришел его черед отправиться в изгнание по указу правительства, номинально возглавляемого ею, она оказалась бессильна ему помочь. Все королевство видело это бессилие и радовалось. Так или иначе, обиженная Маргарита вновь и вновь доказывала свою полную неспособность управлять страной. События последних месяцев могли бы стать для нее уроком. Найди она общий язык с советом, она могла бы даже восстановить отчасти свою потерянную власть. Вместо этого она перечила советникам на каждом шагу. Они были врагами Стефана, и по одной этой причине она не хотела иметь с ними ничего общего. Это только укрепило подозрения, что королеву и канцлера связывало нечто большее, чем общие заботы и родственные узы.
Как ни удивительно, Маргарита, похоже, надеялась, что Стефан однажды вернется. После его отъезда архиепископская кафедра Палермо вновь осталась вакантной и каноников заставили путем обычных интриг избрать на это место Уолтера из Милля. [117] С точки зрения Маргариты, это была не самая плохая кандидатура. Уолтер учил ее сына несколько лет. Он был не таким узколобым, как Ромуальд, не таким заносчивым, как Ричард Палмер, и не таким одиозным, как Джентиле, а кроме того — моложе их всех. Но он не был Стефаном; и потому Маргарита воспротивилась его назначению, заявив, что ее кузен — все еще законный архиепископ, поскольку отказаться от этого поста его заставили силой. Она направила письмо папе Александру, убеждая его, что он не должен утверждать избрание Уолтера, сопроводив свою просьбу весомым доводом в виде семисот унций золота.
117
Подробности его избрания неизвестны, но Фальканд указывает, что Уолтер получил кафедру «не столько в результате избрания, сколько в результате насилия», так что можно подозревать худшее.
Не удовлетворившись привлечением к делу папы, королева написала также второму самому уважаемому церковнику Европы — Томасу Бекету, архиепископу Кентерберийскому, в то время находившемуся в изгнании во Франции. С самого начала ссоры между Томасом и королем Генрихом, вспыхнувшей пять лет назад, оба противника оглядывались на Сицилию в поисках поддержки — король видел в ней возможного посредника в отношениях с папой Александром, архиепископ — возможное убежище для себя и своих друзей. Время шло, и сицилийцы стали находить свое положение все более и более затруднительным. С одной стороны, больше симпатий вызывал Бекет. Ричард Палмер вел с ним постоянную переписку, другой соотечественник Бекета — Уолтер из Милля — как и большая часть его подчиненных, сочувствовал архиепископу, а Стефан дю Перш, умный, искренне верующий человек, оказавшийся неожиданно для себя его коллегой, открыто высказывался в его поддержку. С другой стороны, как отметил Маттео из Аджелло, король Генрих боролся, как и Рожеры I и II, против папского вмешательства в государственные дела его страны; права, которых он ныне требовал для себя, являлись во многих отношениях более скромными, нежели те, которыми сицилийские правители пользовались уже много десятилетий. Выступать против него было бы для сицилийцев откровенным ханжеством.
Потому советники решили как можно дольше соблюдать нейтралитет; но вскоре Сицилия стала прибежищем для всех тех друзей и родственников архиепископа, которые не чувствовали себя в безопасности в Англии. После изгнания Стефана и его соратников регентша в отчаянии сочла возможным написать также и Бекету, упрашивая его использовать все свое влияние, чтобы добиться возвращения дю Перша. Это было очевидно гиблое дело, но Томас старался как мог. Вскоре он пишет Маргарите:
«Хотя мы никогда не встречались, [118] мы в долгу перед Вами и воздаем Вам сердечнейшие благодарности за щедрость, которую Вы выказали по отношению к нашим товарищам по изгнанию и нашим родичам, тем страдающим во Христе, кто бежал в Ваши земли от преследований и находил утешение… Итак, в подтверждение нашей глубокой признательности мы воспользовались нашими хорошими отношениями с христианнейшим королем (Людовиком VII), дабы исполнить ваши просьбы, как Вы, возможно, знаете из его послания нашему дорогому другу королю Сицилии» (письмо 192).
118
Томас, возможно, знал семью Маргариты достаточно хорошо. Верный товарищ его юности Рише де Легль почти наверняка был родственником.
В письме, написанном примерно в то же время Ричарду Палмеру, Томас выражается еще яснее. После сходного изъявления благодарности он пишет:
«Есть еще одна просьба, которую я обращаю к Вам лично в надежде, что Вы ее исполните; всеми силами способствуйте королю и королеве в их трудах по возвращению на Сицилию благороднейшего Стефана, избранного архиепископа Палермо; как по причинам, которые мы ныне не можем назвать, так и потому, что, делая это, Вы надолго заслужите благодарность короля Франции и всего его королевства» (письмо 150).
Наверняка Палмер никак не откликнулся на эту просьбу, с которой Томас, вероятно, никогда бы к нему не обратился, представляй он себе хотя бы немного ситуацию. Тем временем истерическое нежелание королевы Маргариты смириться с изгнанием своего любимца вкупе с первоначальным отказом Стефана сложить с себя архиепископские полномочия заставило Совет добиваться скорейшего утверждения нового архиепископа. Посольство, отправленное к папе, предложило Александру за одобрение вновь избранного иерарха сумму большую, нежели та, которой Маргарита надеялась склонить его к тому, чтобы он отверг этого кандидата. Попросив какое-то время, якобы для размышлений, и приняв обе взятки, папа объявил свое решение. 28 сентября в присутствии короля и придворных Уолтер из Милля был рукоположен в архиепископы Палермо. [119]
119
Узнав эту новость, Пьер Блуаский отправил Уолтеру явно двусмысленное поздравление — достойное самого святого Бернара, — предлагая ему возблагодарить Провидение, вознесшее его к нынешней славе из «презренной бедности» и «праха нищеты», с которых он начинал (письмо 66). Будучи оба наставниками юного короля, эти двое едва ли могли питать друг к другу особенно теплые чувства.
После этого последнего поражения Маргарита, кажется, отчаялась. Она больше не пыталась утверждать свою власть. Ее имя время от времени появлялось в указах и грамотах вплоть до совершеннолетия ее сына; затем она, вероятно, с облегчением удалилась от дел. От этих двух лет ее жизни остался один памятник — церковь Святой Марии ди Маниаче, построенная в честь победы византийского военачальника Георгия Маниака над сарацинами в 1040 г. Согласно легенде, Маниак воздвиг на этом месте замок, в часовне которого располагалось изображение Пресвятой Девы, якобы написанное самим святым Лукой; и, вероятно, для того, чтобы создать для этого сокровища достойное его окружение, Маргарита основала в 1174 г. большой василианский монастырь. [120] Можно только надеяться, что ее интерес к этому новому начинанию осветил последнее одинокое десятилетие ее жизни. Она умерла в 1183 г. в возрасте пятидесяти пяти лет.
120
Остатки этого монастыря ныне являются частью поместья Бронте, которое было передано в 1799 г. Фердинандом III Неаполитанским лорду Нельсону, а ныне является собственностью лорда Бридпорта, потомка племянницы Нельсона Шарлотты. Три апсиды церкви были разрушены знаменитым землетрясением 1693 г., но большая часть того, что уцелело, сохранилась в первозданном виде — в том числе восхитительный дверной проем с фантастическими резными капителями и деревянная крыша. Изображение Пресвятой Девы ныне находится в алтаре, перед ним стоит мраморная фигура, которая, возможно, изображает саму королеву Маргариту.
Но Стефана она больше не видела. За окончанием его истории мы должны обратиться не к сицилийским хроникам, но к Вильгельму Тирскому, историку Латинского королевства.
«Следующим летом, — пишет он, — некий дворянин, Стефан, канцлер короля Сицилии и избранный глава церкви Палермо, молодой человек, красивый и с прекрасным характером, брат благородного Ротруда, графа дю Перша, был изгнан из королевства в результате интриг и заговоров правителя этой страны; к великому сожалению короля, еще ребенка, и его матери, которая не в силах была справиться со всеми этими бедами. Стефана подстерегало множество ловушек, расставленных его врагами; но он сумел их избежать и высадился в нашем королевстве.