Расколотая цивилизация
Шрифт:
Одна из важнейших причин такого положения состоит в том, что технологическое развитие на протяжении всей истории обеспечивалось в первую очередь за счет эмпирического знания, не основанного на теоретическом анализе окружающего мира или базирующегося на нем в весьма незначительной степени. Там, где источником прогресса служил эксперимент, движение вперед оставалось малопредсказуемым и случайным, а материальное производство сохраняло свое доминирующее значение. Преимущество отдельных государств и народов зависело от того, насколько им удавалось усовершенствовать методы и формы этого производства. Отличие новейшего времени от всей предшествующей истории заключается в том, что основой прогресса служит сегодня накопление и использование теоретического знания, обеспечивающего технологическое развитие отдельных стран. В этих условиях возникают как возможность прогнозируемого и по сути своей ничем не ограниченного развития материального производства, так и стремление человека реализоваться вне традиционных форм потребления. Таким образом, там, где источником хозяйственного развития выступает теоретическое знание, материальное производство как таковое утрачивает свою абсолютно доминирующую роль. Преимущество одной страны над другой обусловлено теперь не столько масштабами ее материального богатства,
Складывающаяся в современном мире ситуация чревата двумя чрезвычайно серьезными опасностями, угрожающими устойчивому и предсказуемому развитию цивилизации.
С одной стороны, формируется новый мировой порядок, в котором постиндустриальные государства оказываются отделены от всех других стран и народов в гораздо большей степени, чем когда бы то ни было ранее. Зависимость человечества от постиндустриального мира (а иными словами -- от Запада) приобретает крайне гипертрофированные формы по меньшей мере в силу двух причин. Во-первых, Запад диктует необходимый темп усвоения технологических перемен, отставая от которого развивающиеся страны фактически теряют возможность быть значимыми членами международного сообщества; при этом нарастают монополизация новых технологий и их сосредоточение в пределах постиндустриального мира. Во-вторых, экспортируя технологии, Запад не уменьшает собственных возможностей их использования и, таким образом, приобретает объективно ограниченные ресурсы, которыми располагает "третий мир", поставляя взамен ресурс, ограниченность и редкость которого весьма условны. Еще более драматично обстоит дело с интеллектуальными ресурсами человечества. В постиндустриальном сообществе все более интенсивно складывается новая система ценностей, признающая исключительную значимость знаний и побуждающая человека к развитию творческих способностей и постоянному самосовершенствованию; в результате не только происходит более быстрое развитие человеческого потенциала самих западных обществ, но и возникает стремление инкорпорирования в них интеллектуальных работников из всех регионов мира. Таким образом, "информационный" мир закрепляет свою неограниченную власть над миром "неинформационным" по мере того, как интеллектуалы, способные к производству новой информации и знаний, покидают страны "третьего мира" и пополняют научное сообщество постиндустриальных держав.
С другой стороны, умножая все возрастающее неравенство в мировом масштабе, постиндустриальная трансформация не устраняет его и в границах самих развитых стран. В силу того, что в фундамент новой социальной системы заложены знания и способность ими распоряжаться, происходит дифференциация граждан по признаку их интеллектуальных и творческих способностей, которые отличают людей друг от друга в гораздо большей степени, нежели любые иные социальные или имущественные характеристики. Поэтому постиндустриальный и постэкономический типы общества не признают равенства. В последние десятилетия, и это будет подробно рассмотрено ниже, во всех западных странах появляются зримые доказательства этой неочевидной формулы. Разворачивающаяся информационная революция делает самым важным достоянием человека его способности, и общество со все возрастающей щедростью осыпает всеми благами цивилизации тех, кто собственной творческой деятельностью подтвердил уникальность своего интеллектуального потенциала. И хотя многими из этих людей уже сегодня движут мотивы, серьезно отличающиеся от стремления к умножению материального благосостояния, все большая часть общественного богатства перераспределяется в их пользу. В то же время среди работников традиционных отраслей усиливается конкуренция за право получать жизненно необходимые им денежные и материальные средства. Таким образом, не только на международной арене, но и в каждой отдельно взятой постиндустриальной стране технологическая революция порождает скорее не единство, но противостояние, не гармонию, а углубляющиеся противоречия.
Каждая из этих линий глобального противостояния, определяющих, по сути, контуры современного однополюсного мира, будет подробно рассмотрена ниже. Однако уже здесь мы можем констатировать, что на пороге XXI века развивающиеся страны теряют надежду выйти на уровень, ныне занимаемый развитыми государствами, так как мобилизация ресурсов, всегда лежавшая в основе догоняющего развития, не может обеспечить создания новых технологий, требующего индивидуального творческого поиска. В то же время средний класс, на протяжении долгих десятилетий служивший залогом стабильности западных обществ, распадается по мере того, как работники неинформационных отраслей хозяйства вытесняются на периферию общественной жизни. Все это дает нам основание предположить, что новое столетие откроет взору исследователей панораму расколотого мира, которому либо дано будет "собраться" воедино на основе постэкономических ценностей и принципов, либо вообще не суждено восстановить свою утраченную целостность.
Наша книга посвящена прежде всего исследованию этих двух тенденций, углубляющих современные социальные противоречия. Однако прежде чем перейти к их рассмотрению, попытаемся воспроизвести картину становления нынешнего однополюсного мира. Первые ее акты относятся к началу 70-х, а финальные сцены -- к концу 90-х годов. Несколько забегая вперед, заметим, что речь пойдет сначала о том, как реализовывались заложенные еще в 50-е и 60-е годы предпосылки радикального пересмотра отношений между постиндустриальными державами и остальным миром, а затем - о том, как в 90-е годы проявились сформировавшиеся во второй половине 70-х и в 80-е предпосылки качественного изменения соотношения различных социальных сил в рамках самих развитых
Глава пятая.
Первый системный кризис индустриального хозяйства. Упадок аграрно-добывающих обществ
Период, открытый в истории западных обществ окончанием второй мировой войны, не мог не вызвать всплеска оптимизма. Во-первых, казалось, что человечество навсегда оставило в прошлом самую жестокую и разрушительную бойню. Во-вторых, развитые индустриальные общества достигли воодушевляющих технологических успехов, воплотившихся прежде всего в освоении ядерной энергии и космического пространства. В-третьих, хозяйственный рост демонстрировал небывалую устойчивость, а методы государственного регулирования экономики, признанные в качестве очевидной необходимости, давали основания надеяться на то, что печальный опыт Великой депрессии никогда больше не повторится. Всего за десять месяцев до начала японской агрессии в Перл-Харборе Г.Льюс выступил с редакционной статьей в журнале Life, где, определяя предназначение Соединенных Штатов "генерировать и распространять в мире идеалы, возвышающие человечество от скотского состояния до уровня ангелоподобных... существ", обозначил XX век в качестве "американского столетия" [1], и менее чем через десять лет этот прогноз можно было считать сбывшимся.
Двадцатилетие, заключенное между серединой 40-х и серединой 60-х годов, определяется большинством экономистов как этап самого быстрого хозяйственного роста всех индустриальных держав. В Соединенных Штатах между 1947 и 1953 годами ВНП в сопоставимых ценах рос на 4,8 процента в год, и хотя этот темп
– --------------
[1] - Цит.по: Bellah R.N., Madsen R.,Sullivan W.M.,Smdler A., Tipton S.M. The Good Society. N.Y., 1992. P. 229.
– --------------
снизился во второй половине 50-х, он не опускался ниже 2,5 процента. Потребительские расходы выросли за десятилетие на 38 процентов; безработица опустилась до уровня в 4 процента трудоспособного населения, а инфляция не поднималась выше 2 процентов в годовом исчислении[2]. Не уступали и европейские страны: обобщающая статистика по странам-членам ОЭСР свидетельствует о том, что между 1950 и 1973 годами средний темп роста ВНП составлял 4,8 процента в год, причем основную роль в его обеспечении играло повышение производительности, достигавшее 4,5 процента ежегодно[3]. Отличие этого периода от предшествующей межвоенной эпохи было разительным: среднемировой валовой продукт между 1950 и 1973 годами повышался ежегодно на 2,9 процента -- в три раза быстрее, чем на временном отрезке с 1913 по 1950 год[4]; темпы роста международного торгового оборота составляли 7 процентов против 1,3 в предшествующий период[5]. За это непродолжительное время радикально изменилась структура общественного производства. Несмотря на то, что промышленность с избытком обеспечивала потребности населения в новых товарах народного потребления, фактически неизвестных до войны, ее доля как в валовом национальном продукте, так и в структуре занятости резко снижалась на фоне стремительного роста сферы услуг. Если в 1955 году в обрабатывающей промышленности и строительстве США было занято до 34,7 процента совокупной рабочей силы и производилось около 34,5 процента ВНП[6](при этом для Германии, Великобритании и Франции были характерны несколько более высокие цифры: 41,2 и 47,4; 44,4 и 42,1; 30,4 и 43,2 процента соответственно) [7], то с начала 60-х ситуация
– ----------------
[2] - См.: Baumohl В. The Best of Times? // Time. 1997. August 4. P. 42.
[3] - См.: Ken-wood A .G., Lougheed A. L. The Growth of the International Economy 1820-1990. An Introductory Text. L.-N.Y., 1992. P. 245.
[4] - Нельзя не отметить, что высокие темпы роста европейских экономик в первые послевоенные десятилетия в значительной мере объясняются разрушительными последствиями войны и ходом восстановления народного хозяйства. Так, в 1945 году ВНП Австрии не превышал уровня 1886 года, Франции -- 1891-го, Германии -- 1908-го, Италии -- 1909-го и т.д. Отсюда понятно, что темпы роста экономик этих стран в 1945-1950/55 годы составляли соответственно 15,2; 19,0; 13,5 и 11,2 процента в годовом исчислении (см.: Crafts N., Toniolo G. Postwar Growth: An Overview // Crafts N., Toniolo G. (Eds.) Economic Growth in Europe Since 1945. Cambridge, 1996. P. 4; подробнее см.: Maddison A. Dynamic Forces in Capitalist Development. Oxford, 1991. P. 208-219).
[5] - См.: Plender J. A Stake in the Future. The Stakeholding Solution. L., 1997. P. 251.
[6] - Рассчитано по: National Income and Product Accounts, 1947-1965. Wash., 1967; Yearbook of Labour Statistics, 1995. Geneve, 1996.
[7] - Рассчитано по: OECD. National Accounts Statistics. Detailed Tables. 1960-1970; Yearbook of Labour Statistics, 1995.
– ------------------
стала меняться[8], и к 1970 году доля обрабатывающей промышленности в ВНП опустилась до 27,3, а в занятости -- до 25,0 процентов[9]. Научно-технический
прогресс привел как к существенному сокращению занятости в промышленности, так и к относительному снижению цен на промышленные товары; высокий уровень жизни населения вызвал гигантский спрос на разного рода услуги, в первую очередь в области медицинского обслуживания и образования. В начале 70-х годов большинство исследователей, рассматривавших становление постиндустриального общества, непосредственно говорили о нем как об обществе, основанном на услугах. На фоне быстрого экономического роста существенно повысилось благосостояние большинства граждан и заметно снизилась острота социального противостояния. К 1947 году доля доходов, присваиваемая самыми богатыми 5 процентами населения, снизилась до 20,9 процента с 30 процентов в 1929-м (в эти же годы доля национального дохода, приходившаяся на беднейшие 40 процентов американцев, последовательно росла -- с 12,5 до 16,8 процента) [10]. Еще более серьезно снизилась доля 1 процента наиболее обеспеченных граждан в совокупном богатстве страны: достигавшая в 1929 году 36,3 процента, она упала в 1939 году до 30,6, а в 1949-м -- до 20,8 процент[11]. Правительство предпринимало активные усилия по искоренению бедности (если в 1960 году на эти цели направлялось 7,7 процента ВНП, то в 1965 году -- 10,5[12], а в 1975-м -- 18,7 процент[13]); повышающиеся требования к квалификации работников способствовали замещению прежнего олигархического класса волной новых управляющих-профессионалов (так, в 1900 году более половины высших должностных лиц крупных компаний были выходцами из весьма состоятельных людей, к 1950 году их число сократилось до трети, а в 1976 году составило всего 5,5 процента[14]). Все эти факторы стабилизировали социаль