Расколотое королевство
Шрифт:
— Ты сделаешь это для меня? — спросил я.
Он строго посмотрел на меня, как на упрямого ребенка, и поджал губы: знак, что его терпение на пределе.
— Думаю, тебе лучше забыть, что здесь произошло, и надеяться, что он сделает то же самое.
Он говорил медленно, словно обращаясь к слабоумному.
— Это не ответ.
Уэйс вздохнул.
— Если настаиваешь, я посмотрю, что тут можно сделать. Но что бы это ни было, тебе лучше оставить его в покое.
Он отошел, явно недовольный, и я почувствовал, что за его словами стоит нечто большее, чем недовольство, но не мог понять, что именно.
Теперь, после стольких лет оглядываясь назад, я понимаю, как мне повезло иметь такого друга, как он, хотя, возможно, я не всегда ценил его в то время. Действительно, Эдо с Уэйсом стали для меня братьями, ближе кровных родственников, которых я когда-то имел; годы, которые мы потратили на обучение ратному делу, на пиры в замке Коммин, на сражения плечом к плечу, были лучшими годами моей жизни. И все же я видел, что после смерти нашего лорда многое изменилось. Ведь мы уже были не просто рыцарями, поклявшимися в верности, а баронами в собственных уделах, теперь у нас были собственные слуги, и мы имели обязательства перед ними, а не только перед своим сюзереном и друг перед другом. И хотя никто из нас не собирался изменять старой дружбе, ни один из нас не мог отрицать, что она уже не так безраздельна, и потому я чувствовал странную печаль, глядя, как Уэйс идет по пустоши к своим людям.
Впрочем, одну вещь я не мог выкинуть из головы. Хотя я не признался бы никому, но угроза Беренгара заставила меня насторожиться. Сам не знаю, почему. Многие мужчины на протяжении долгих лет клялись убить меня, но обычно это происходило в пылу сражения, и они выходили против меня открыто и с обнаженным оружием. Та ненависть была совсем иной, и чем больше я размышлял об этом, тем большее беспокойство испытывал.
Дождь усилился. Я плотнее запахнулся в плащ и натянул капюшон на голову. И неожиданно для себя самого вздрогнул.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Перед уходом я приказал вытащить всех мертвых врагов из вереска и уложить кучей посреди дороги прямо на гребне холма, откуда их будет хорошо видно на много миль вокруг. Ветра почти не было, и над этим местом в воздухе висел гнилой смрад, густой запах крови и дерьма из распоротых животов. Рядом с этой грудой растерзанных тел и отрубленных конечностей я воткнул в землю мое копье с ястребом на красном от крови поле, в надежде, что кто-нибудь из их соотечественников пройдет мимо и узнает, кто это совершил. Слава Ястреба Эрнфорда еще не настолько распространилась в этих землях, чтобы каждый валлиец мог признать его. И все же, решил я, если они еще не слышали имя Танкреда Динана, то узнают его очень скоро.
Некоторые из врагов, которые предпочли сложить оружие, вместо того, чтобы сражаться или бежать, предстали передо мной. Их было всего десять, но мы и не стремились брать пленных. Среди них были люди разного возраста и телосложения. Все они стояли со связанными за спиной руками и одним и тем же обреченным выражением лица, словно утратили последнюю искру надежды на сохранение жизни. Одного взмаха меча было достаточно, чтобы оборвать их жизни и позволить присоединиться к погибшим товарищам. Мне достаточно было сказать слово, и это свершилось бы.
Но я не имел намерения убивать их. Во всяком случае, пока. Сначала они должны были рассказать нам, что знали о передвижении армии противника или хотя бы о местонахождении лагеря: несомненно, им было известно, куда направлялся их отряд.
— Mathrafal, — сказал Итель, переговорив с ними.
Он переводил для меня, в то время, как его брат выстраивал наше войско и готовился выступить дальше. Его лицо казалось румянее чем обычно, возможно, он еще не остыл после волнения и острых ощущений схватки. Он выглядел более крепким, чем большинство известных мне воинов, и хотя я не видел его в бою, был уверен, что он проявил себя хорошо.
— Матрафал? — повторил я, чтобы убедиться, правильно ли я расслышал.
Это вообще не было похоже на слово или имя, скорее звук, с которым можно сплюнуть мокроту. Зловещее название, надо признать.
— Место, где узурпаторы собирают свои силы, — ответил Итель. — По крайней мере, пленные так говорят.
У меня не было сомнений насчет их честности. Зная, что вся их жизнь зависела от правдивости их ответов, эти люди не стали бы нам лгать.
— Как далеко отсюда?
Он пожал плечами.
— Полный день марша по старой дороге, и раза в полтора дольше, если пойдем по холмам. Я много слышал о нем, но никогда там не был, и потому не могу сказать наверняка.
— Тогда найди мне того, кто знает, — предложил я.
Утренняя схватка не утолила моей жажды боя, и хотя я еще не признался в этом даже себе, мне хотелось добраться до этого Матрафала, хотя бы для того, чтобы увидеть лагерь и выяснить, насколько верны наши сведения о численности противника.
Вскоре ко мне подтащили одного из захваченных валлийцев. В отличие от большинства своих соотечественников, которые заботились о своей внешности и гладко брили подбородок, он носил окладистую бороду; кроме того, большая часть зубов в верхней челюсти у него либо отсутствовала либо была сломана, так что он сильно шепелявил и иногда брызгал слюной. Зато кольчуга на нем была нарядная, хотя и слишком широкая в плечах, и я догадался, что он снял ее с покойника, потому что сам не выглядел достаточно богатым, чтобы купить такие доспехи.
— Кто такой? — спросил я.
— Он называет себя Херарддуром, — ответил Итель. — Он был командиром этого отряда.
Я поднял бровь. Может быть, он и был командиром, но совсем никудышным, раз бросил свой меч, пока его соотечественники продолжали сражаться. Судя по тому, как он вздрогнул, когда был вынужден встать передо мной на колени, ему не стоило доверять места ни в стене со щитом, ни в передней линии атаки.
— Пусть расскажет мне, что это за Матрафал, — приказал я.
Я подождал, пока Итель задаст ему вопрос и получит ответ.
— Он говорит, что был там в последний раз несколько лет назад, — доложил румяный валлиец. — Как ему помнится, это поселение, чуть больше деревни. Оно находится на дне широкой речной долины в окружении лугов и пастбищ с большим залом в центре.
— Тогда почему они собираются там?
Я размышлял вслух. Это место не казалось подходящим для армейской ставки.
— Это оплот и прародина Бледдина и Риваллона. Сердце королевства Поуис, а может быть, и всего Уэльса.
Тогда все логично.