Расколотый Мир

Гилман Феликс

— Только посмотри на этого, впереди! На его пустые коровьи глаза, на слабый подбородок рожденного от инцеста, на кривые зубы, на заплетающуюся походку! Взгляни на тупую старую каргу позади него — волосы спутаны, вся в лохмотьях, беззубый рот всасывает воздух, как леденец. А один из них, гляди, даже улыбается! Безумный пропащий сброд! Какие жалкие ничтожества...

— Забудь о безумцах. Наблюдай за вожаком. Он вооружен и держит ухо востро.

— Да, конечно, он в этой компании хуже всех. Смотри, какой гордый! Благодетель

человечества. Решил небось, что творит добро, ведя свой жалкий отряд через эту глушь, держа их за руки да подтирая им задницы. Хочет довести их до госпиталя, чтоб они там сгнили? Никто не поблагодарит его. Было бы милосерднее их просто убить.

— Они нам еще нужны. Убить их ты сможешь позже.

— Я шучу, мой кровожадный друг без чувства юмора.

— Шутишь? Хорошо. Нам нравится, когда у слуг хорошее настроение.

Кридмур закурил. Несвежий табак не приносил удовольствия. Внизу в ущелье один из безумцев споткнулся, упал, потянул за собой соседей, и поводырь пытался помочь им подняться.

— Неприятная работенка. Что да, то да.

— Мы не выносим жалости, Кридмур. За дело.

— Минуту.

— За дело.

— Минуту!

— Ты проявляешь неуважение, Кридмур.

— Знаешь что, друг мой? Говорят, Локомотивы нашего заклятого врага общаются со своими подданными только с помощью телеграфа, электрических кабелей. Их песнь слишком страшна. Любой, кто услышит ее, окажется в том же положении, что эти бедняги внизу. А ты пилишь меня, как сварливая женушка. Думаешь, раз мы так легко находим общий язык с кровопийцами вроде вас, о нас можно сказать что-нибудь хорошее? Как бы не так. А что хорошего можно сказать о вас?

Мармион не ответил. Обиделся, решил Кридмур. Стволы чрезвычайно обидчивы. Их гордость так легко уязвить. Иногда жуткая Ложа Стволов представлялась Кридмуру домом престарелых без окон; там сидят злобные старики, шамкают беззубыми ртами и без конца вспоминают былые обиды, нелепые ссоры и упреки далекого прошлого.

Хозяин молчал и мрачно пульсировал в сознании Кридмура до тех пор, пока в укрытии за камнем не стало неудобно и тесно. Запахло серой — этот запах, казалось, ощущался на слух, будто вокруг роились осы. Процессия шла внизу своим путем, уже готовясь скрыться из виду. Кридмур в последний раз затянулся сигаретой, вдохнул горький дым, снова надел шляпу, похлопал себя по карманам длинного серого пальто и вышел из укрытия:

— Доброго вам дня, сэр. Ну же, опустите ружье! Я не бандит. Стал бы бандит выходить к вам в одиночку, средь бела дня и без оружия? Хотя ваша осторожность похвальна, ведь бандит постарался бы напасть на вас именно здесь, в узком ущелье, среди камней. Времена нынче опасные. Конечно, ваша воля как верить мне, так и не верить. Отдаюсь на вашу волю, сэр, полагаюсь на ваше знание человеческой природы. Не верю, что такой человек, как вы, пристрелит невинного. Я подожду, а вы решайтесь.

Раненые

плелись робко, как скот. Их лодыжки соединяла длинная веревка, обмотанная вокруг руки поводыря, в которой тот держал ружье.

Поводырь оказался невысоким, чуть лысеющим загорелым парнем в пыльной белой рубахе. Он подозрительно осмотрел незнакомца, неумело наставив на него ружье.

Ружье было дешевым и не представляло особой угрозы.

В небе тихо пролетели три черные птицы. Три отвратительных черных ворона долго кружили в воздухе за красным камнем под лучами палящего солнца.

— Думаете, вороны охотятся? Стаями, как собаки... или как мы, люди тоже? Они ведь хищники, верно? Считаешь ли ты их с воими братьями, друг мой?

— Не спускай с него глаз, Кридмур. Если он моргнет, будь готов его...

Один из сумасшедших разрыдался, нарушив тишину. Он громко всхлипывал и пускал сопли в спутанную бороду. Поводырь жалкого отряда опустил ружье, обернулся к рыдающему бородачу и тихо сказал:

— Успокойся, Вильям. Этот человек нас не обидит. — Он снова обернулся к незнакомцу и пожал плечами. — Что вам нужно, мистер? Это раненые и контуженные из Хомбурга и Монктона. Я веду их в госпиталь, в Дом Скорби. Раненые, понимаете? В Войне мы не участвуем, угрозы не представляем. И денег у нас нет.

— А у кого они есть? У кого они нынче есть?

— Хороший у вас пистолет для бедняка.

— Этот?

Кридмур медленно положил руку на бедро и взял пистолет — не за темную рукоять, а за кожаную кобуру. Другой рукой расстегнул пояс и швырнул извивающийся ремень на землю. Серебряные и золотые вставки и полированная темная древесина Ствола блеснули на солнце.

Кридмур пнул Ствол, и тот ударился об камни. Голову, царапая стенки черепа, заполнил вопль Мармиона. Кридмур сжал зубы и проигнорировал, его. Здесь жара, кругом мухи — никто не заметит того, что он сделал.

— Всем нам приходится терпеть унижение ради общего дела. Заткнись, а? Заткнись...

Поводырь смягчился. Он опустил ружье, прислонив его к камню.

— Успокойся, Вильям, — повторил он.

Безумец перестал рыдать и выжидающе посмотрел на незнакомца.

— Глаза яркие и пустые, как у птицы, — пронеслось у Кридмура в голове. — Посмотрите на него. Посмотрите, что творится!

— Как ты смеешь!?

— Кончай ныть, а?

Кридмур протянул пустые ладони и улыбнулся.

– — Оружие — просто мера предосторожности, сэр. Я не бандит, но они встречаются в этих холмах. Здесь могут встретиться даже агенты Стволов, я наслышан о темных делах их хозяев, и все путешественники предупреждали меня, что холмовики здесь особенно дикие.

— Здешние холмовики в чужие дела не лезут, незнакомец, мы об этом позаботились. И агентам здесь делать нечего. Меня волнуют обычные бандиты.

«Видишь, друг мой? — подумал Кридмур. — Мы беседуем с глазу на глаз. Так ведут себя приличные люди. Можно все решить миром. Нет нужды пугать утренних пташек».