Расколотый Мир
Шрифт:
Ренато вздохнул:
— Ты рехнулся, Кокль. Но ты не дурак. Ты знаешь правила. Ты знаешь, что случится, если ты выстрелишь. И не станешь стрелять. Сложи оружие. Давай поговорим.
— Убей его.
— Это обязательно?
— Конечно. Он опасен.
Раздался выстрел, и большая часть головы Ренато отлетела к стене, заляпав ее кровью.
— Это сделал я — или ты сам?
— Не важно, Кридмур.
Спутники Ренато упали на пол, обхватив головы руками в ожидании: когда же ударит
Но ничего не произошло.
А ничего не произошло благодаря тому, что Малыш сделал чуть более часа назад.
Кридмур вручил ему ключи от пещер Дома Скорби:
— Из кабинета самого попечителя! Тебе выпала большая честь. А теперь ступай. Сделай то, о чем мы договаривались. Живее.
— А ты?
— Раскурочу их ружья. Дам лошадям транквилизаторы. И так далее. И так далее. Это работа для двоих. Быстрей, быстрей! Не вечно же они будут хоронить бедняжку Дэйзи. Всеми любимый овощ умирает не каждый день. Беги! Если так можно сказать, конечно. Ступай...
Чертыхаясь и тяжело дыша, Малыш заковылял от палаты к палате, упрашивая обитателей выйти. Ключи придавали ему авторитета. Да и пациентов не пришлось долго убеждать. Они всегда рады увидеть Духа.
Некоторых депрессивных и кататоников пришлось силой вытаскивать из палат и чуть не пинками отправлять вниз по коридору, но Малыш действовал решительно — ему во что бы то ни стало хотелось показать Кридмуру, на что он способен.
Ему удалось собрать тридцать — сорок человек. Кридмур сказал, что этого более чем достаточно.
Малыш провел их по коридорам, спустился с ними в подвал, а затем в пещеры. Колясочников пришлось поднять и нести на плечах другим пациентам.
Когда они приблизились к пещере Духа, самые нетерпеливые побежали или, прихрамывая, поковыляли вперед.
Малыш ненавидел их — эти искалеченные тела, эти ненасытные нужды, эти трусость и уродство.
Они толпой прошли мимо него и вошли в пещеру Духа. В почтительном молчании расселись вокруг озерца. Их души купались в мягком красном свечении и тихом плеске воды.
Прикосновение Духа Малыш ощутил, как приятное ощущение в животе, спокойствие ума, приятный зуд шрамов и культи; он противился этому — не желал, чтобы неведомая тварь питалась им, зализывала его раны, отнимала у него злобу. Он стиснул зубы так крепко, что швы на лице разошлись и закровоточили. Он стоял у входа в пещеру, опираясь на палку, хмурился, готовясь загнать пациентов обратно силой, если те вдруг вознамерятся уйти. Но они не уходили, а по-прежнему сидели у пруда. Глаза большинства были закрыты. Всех озаряло сияние.
— Ступайте в воду, — предложил он.
Пациенты выглядели взволнованными.
— Ступайте в воду. Окунитесь! Почему бы и нет? Вам никто не помешает...
Они окунулись. Сначала двое, потом еще один, и еще, и вот уже целая орава ринулась в озеро. Смеясь и охая, они плескались в воде.
Через какое-то время Малышу стало казаться, что свет тускнеет, истончается, засыпает. Нескончаемая капель сперва утратила ритмичность, а затем прекратилась совсем.
Стало темно. Дух насытился. Он уснул. Малыш обернулся и заковылял обратно как можно быстрее.
— Убей остальных.
— Нет.
Кридмур
— Не заставляй нас так поступать, Кридмур.
Конюшни были недалеко, нужно было только дважды свернуть налево.
— Верхом ездить умеете?
Лив мотнула головой, а затем, с ужаом взглянув в холодные глаза Кридмура, казалось, передумала и кивнула Да Кридмур не знал, как это понимать, и в любом случае, в Доме осталась только одна лошадь, не накачанная транквилизаторами. Другие дрожали, стоя в полусне, поэтому пришлось оседлать одну огромную лошадь на троих. Кридмур приютился посередке, крепко сжав коленями тощее, костлявое тело сидевшего впереди Генерала; Лив села сзади, крепко вцепившись в Кридмура Так нелепо рассевшись — усидеть так долго было невозможно, — они выехали в сад, распугав тех, кто собрался на похороны. При виде маленького отряда Кридмура персонал госпиталя бросился в укрытие. Один или двое попытались стрелять — их оружие издало тупой щелчок и ничего не произошло.
Кридмур обратил внимание на цветущий у забора фиолетовый куст. Из куста торчала пара дорогих начищенных ботинок, которые могли принадлежать только попечителю Хауэллу.
— Господин попечитель, сэр... Да, вы! Вылезайте из куста, сэр. Вы очки обронили, поднимите их. Вот... Вот так. Встаньте. И сделайте милость, господин попечитель, откройте ворота.
Кридмур швырнул ему ключи. Попечитель не сумел их поймать и подобрал с земли. Терновый куст, в котором он прятался, исцарапал ему лицо, изодрал опрятный костюм. Он сгорбился, опасаясь ствола Кридмура — не зря, не зря! — поплелся к садовым воротам, задним воротам из Дома Скорби, отпер щеколду и попятился в сторону, точно краб. Кридмур раздумывал, не пристрелить ли его: казалось несправедливым, что у человека, построившего карьеру на Доме Скорби, нет ни одного шрама.
А Мармион все подзуживал:
— Убей его. Он может собрать отряд и преследовать нас.
И Кридмур с огромным удовольствием не подчинился.
Так Кридмур выехал из садов Дома Скорби, а впереди и позади за него и за лошадь цеплялись Генерал и Лив. Издалека доносились хриплые отчаянные крики Малыша: тот плелся за ним, опираясь на свою клюку, и вопил: «Ты обещал! Возьми меня с собой! Ты же обещал!».
Кридмур выехал в каменистый и пыльный каньон. Из-за женщины и старика он двигался не так быстро, как ему хотелось, но в минуты хорошего настроения все равно чуть пришпоривал лошадь. Лив ахала, но не осмеливалась его отпустить.
В спину начал дуть ветер, поднималась пыль, нагнеталось давление. Возможно, Дух очнулся из сытого оцепенения — и, вновь проголодавшись, жаждал боли, жаждал печали?
Лив оглянулась. В еще недавно ясном небе над Домом теперь сгустились серые тучи. Казалось, они приняли форму плеч, жировых складок, огромных раскачивающихся рук, что отчаянно к ним тянулись. Печальный великан. Сбитый с толку Бог. Волосами ему служила кружившая в небе стайка птиц, глазами — отблески солнца. Великан тянулся к ним и плакал солнечными лучами.