Расколотый Мир
Шрифт:
«ЛОКОМОТИВ „ЛИВИНГСТОН“ ПАТРУЛИРУЕТ СЕВЕРНУЮ ГРАНИЦУ. ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЕЩЕ НЕ КОСНУЛАСЬ ЭТОГО КРАЯ, НО ЛОКОМОТИВ „ЛИВИНГСТОН“ СЛУЖИТ ВЕЛИКОЙ ЦЕЛИ!»
Или что-то в этом роде. Бункер был полон грохота и галдежа, Лаури упал на колени...
Он шагал сквозь туман, как ему казалось, вот уже несколько дней. Земля была неровной — он то и дело спотыкался о миниатюрные каменные препятствия. Вокруг безмолвно вились тени его солдат. Поначалу он не находил в том ничего странного — говорить все равно не о чем; но скоро их молчание все же стало его пугать. Он уже сомневался в том, что они настоящие. Может, в ночи, в тумане их подменили враждебными
— Кольер!
— Сэр?
— Вот вы где...
— Да, сэр!
— Я вас потерял...
— Да, сэр. Я знаю.
— Тернстрем!
Тернстрем откликнулся не сразу, и Лаури, громко топая и отмахиваясь от вьющихся у лица струй тумана, подошел к кучке солдат, среди которых надеялся увидеть Тернстрема, но его там не было. Отвернувшись от них, Лаури сграбастал за плечо первого, кого увидел перед собой. Но рука его ухватила не мундир, а копну грязных черных волос. Неведомое существо развернулось, и к мертвенно-бледному лицу Лаури на миг прижалось другое лицо — нечеловеческое, угловатое, с красными глазами. Затем незнакомец дернулся — и без усилий высвободил шевелюру из захвата. Лаури споткнулся, а чужак из Первого Племени скрылся в тумане.
Раздался крик. Лаури достал пистолет.
34. КУ КОИРИК
Холодный туман заполнил долину, скрыв от глаз ее скалистые границы. Он вился и колыхался, как сигаретный дым, оседая мокрыми разводами у Лив на лице — густой белый кисель со зловещим красным оттенком. Кридмур уверенно шагал сквозь этот туман, и тот обволакивал его фигуру, то и дело сливаясь в цельное полотно и протягивая зыбкие пальцы к Лив, которая плелась позади, поддерживая сгорбленного и дрожащего Генерала.
— Уже близко. Крепитесь, — сказал ей Кридмур.
— Я думала, мы идем к Краю Света.
— Надеюсь, что нет! Искренне надеюсь. Наши враги отстали от нас. Иногда я их почти не слышу. Скоро путь их вымотает. Они не так крепки, как мы.
— И что тогда?
Он пожал плечами:
— Совьем гнездышко посреди этих земель. Я построю дом и буду добывать пропитание, а вы будете заботиться о малыше. Кстати, как он сегодня?
— Он замерзает, Кридмур. Если вы так уверены, что Линия отстала от нас, нужно остановиться и развести костер.
— Посмотрим...
Кридмур начал было насвистывать, но забыл мелодию.
— Простите, что привел вас сюда, Лив, — добавил он. — Но так бывает. За наши души борются две великие силы, таща вперед наши безвольные тела. Чего вы ожидали, отправляясь на Запад? Может, вы сами этого хотели?
Хотела ли? Она уж не помнила. Только слушала, как бессмысленно тикают ее золотые часы и не находила ответа.
— У вас нет детей... так, Лив?
— Нет, мистер Кридмур, детей у меня нет.
— Завидное положение. Не замужем, не связана обязательствами. Свободна, как птица. Но вы ведь были замужем, так? Знаю, мне следовало задать эти вопросы раньше.
Фигура Кридмура еле виднелась в густом тумане, а голос звучал приглушенно. Ей впервые не хотелось, чтобы он замолкал. Как бы он ни был невыносим, призрачная белая тишина еще нестерпимее.
— У меня был муж, — сказала она.
— Умер?
— Да.
— Я так и думал. Ни один мужчина в здравом уме не отпустит вас, если только смерть не разлучит его с вами.
— О, я вас умоляю, мистер Кридмур...
— Старая привычка, уж простите. Позволите спросить, от чего он умер?
— От инфаркта. Он, э-э... нарезал жаркое за званым обедом для декана факультета математики с супругой, епископа Лоденштейна и других гостей. Наверное, перестарался, перенервничал из-за торжественности случая. Грудь его вздулась под рубашкой, и сердце не выдержало. Он умер с перепачканными подливкой усами.
Кридмур засмеялся, и Лив стало стыдно.
— Он был старше вас, Лив?
— Примерно ваших лет, мистер Кридмур.
— Ну, я-то поддерживаю себя в форме благодаря здоровому образу жизни. А у вас не было родителей, за которыми нужно ухаживать? Пожилого отца, которого приходилось кормить? Бедной старушки матери?
— Нет, Кридмур. Ничего такого.
— Когда же умер этот бедняга?
— Три года назад. Три с половиной.
— Уже три с половиной года одинока и ничем не обременена. Представляю, как рухнула ваша счастливая, старательно организованная, приличная жизнь, когда вы остались одни. Эта зеленая жидкость, успокоительное, как вы его называли... Кажется, когда мы познакомились, вы принимали его каждый день. У вас и при муже была такая привычка? Ваш супруг представляется мне занудным, напыщенным и суетливым седым лентяем. Или я ошибаюсь? Сдается мне, ради счастливой и полноценной жизни вам пришлось пожертвовать своим здоровьем Я прав? Поправьте меня, если я ошибаюсь, Лив.
Лив не ответила.
— Некоторые из нас не созданы для домашней жизни, — продолжал он. — Некоторые из нас, хотя и пытаются с этим бороться, не созданы для того, чтобы сохранить здравый ум. Нам приходится мириться с безумием. Нас нельзя винить за наши недостатки. Таков мой диагноз. Думаю, вам суждено было оказаться на Крайнем Западе. Я помню, как впервые очутился здесь сам. Я был мальчишкой из Ландроя — наверное, я вам об этом рассказывал, — мальчишкой, выросшим среди туманов и болот, и песен, Лив, отвратительных песен...
Снова взвыл ветер, и расслышать Кридмура становилось все труднее. Внезапный порыв ветра заглушил его слова, швырнул им в лицо пыль и сырые листья, развеял туман и явил взору небо — серое, как грифельная доска. Долина чудесным образом преобразилась.
* * *
Пересохшее речное русло расширилось, теперь посреди него высились заостренные каменные столбы высотой с приличное дерево, меж которых витали последние клочья тумана. Холмы по обе руки от устья стали еще круче, чем прежде, — каменистые, красные, без единого деревца и такие отвесные, что даже горный козел не осмелился бы на них взобраться. Но помимо этого — не удивительно, что Кридмур остановился, глянул вверх и стянул с головы шляпу, — из двух таких холмов кто-то высек исполинские статуи.
Масштаб работы был грандиозным, варварским, совершенно нечеловеческим. Гигантские поясные фигуры по обе стороны долины. Они тянулись в небо на несколько сотен футов — так, что голов почти не различить. Тела наклонились вперед, словно фигуры поднимались из воды или вылезали из укрытия. Два огромных холмовика, один на южном склоне, другой — на северном. Позади них крутыми каменными скатами струились косматые шевелюры. Протянув друг к другу пустые руки, статуи соприкасаясь кончиками многосуставных пальцев. В пустых глазницах гнездились орлы.