Расколотый разум
Шрифт:
– Хватит! – резко обрываю я.
Я вспомнила своего сына. Ему семь лет. Он только что вбежал в комнату, руки в боки, на лице победоносная улыбка. Повсюду брызги воды. Оказывается, в его карманах сестринские золотые рыбки. Они все еще трепыхаются. Его ошеломила моя ярость.
Некоторых удалось спасти, но большинство – скользкие маленькие трупики, которых только и остается, что спустить в унитаз. Его восторг не угасает, он смотрит в восхищении на последний золотой хвостик, ускользающий в слив. Даже когда сестра обнаруживает пропажу,
Этот-мужчина-которого-они-называют-моим-сыном усаживается в синее кресло у окна в гостиной. Он ослабляет галстук, вытягивает ноги, в общем, ведет себя как дома.
– Магдалена говорит, что ты в порядке, – говорит он.
– В полном. Именно в таком, в каком только может быть человек с моим диагнозом.
– Расскажи мне об этом.
– О чем, – спрашиваю я.
– О том, что ты точно знаешь, что с тобой происходит.
– Все об этом спрашивают. Их ошеломляет моя осведомленность, моя…
– Беспристрастность.
– Да.
– Ты всегда такой была. – Он криво усмехается, но его улыбка не лишена привлекательности. – Когда я сломал руку, тебя больше интересовала плотность моих костей, а не то, что меня надо отвезти в больницу.
– Я помню, что кто-то сломал руку, – говорю я. – Марк. Это был Марк. Он упал с клена перед домом Дженкисов.
– Я – Марк.
– Ты? Марк?
– Да. Твой сын.
– У меня есть сын?
– Да. Марк. Я.
– У меня есть сын! Ты лишил меня дара речи. Меня переполняет счастье. Какая радость!
– Мам, пожалуйста, не надо…
– Но я ошеломлена. Все эти годы! У меня был сын, а я и не знала.
Мужчина стоит на коленях, обнимая меня.
– Мама, все хорошо. Я рядом.
Я прижимаю его к себе. Прекрасный молодой человек и, что самое невероятное, рожденный мной. Что-то не так в его лице, в красоте его таится какой-то изъян. Но это заставляет меня любить его еще сильнее.
– Мам, – говорит он какое-то время спустя. Его руки отпускают меня, он отходит. Я тут же начинаю скучать по его теплу, но заставляю себя успокоиться и сесть обратно в кресло. – Мам, мне нужно сказать тебе кое-что важное. О Фионе. – Теперь он стоит. Его лицо снова в тени, и взгляд такой же напряженный, как и когда он только вошел. Мне знаком этот взгляд.
– А что с ней? – спрашиваю я самым недобродушным из тонов.
– Мам, я знаю, ты не хочешь об этом слышать, но она опять сбежала. Ты знаешь, как это бывает.
Знаю, но не отвечаю. Мне никогда не нравились подобные беседы.
– На этот раз все плохо. На самом деле она не будет говорить со мной. Обычно ты ее успокаивала. Иногда папа. Но слушала она тебя. Как думаешь, ты сможешь с ней поговорить? – Замолкает. – Ты понимаешь, что я говорю?
– Где ты был, ублюдок? – спрашиваю я.
– Что?
– После всех этих лет ты приходишь сюда и заявляешь такое?
– Тсс, мам. Все хорошо. Я
– Что ты имеешь в виду? Я была одна. Совсем одна в этом доме. Ужинала одна, ложилась спать одна. Как же мне было одиноко.
– Это неправда, мам. До последнего года папа был рядом. Да и Магдалена.
– Кто?
– Магдалена. Твоя подруга. Женщина, что живет с тобой.
– А, эта. Она мне не подруга. Ей платят. Я ей плачу.
– Это не означает, что она тебе не друг.
– Именно это и означает. – Вдруг я свирепею. Я в бешенстве. – Ты ублюдок! Ты бросил меня!
Мужчина медленно встает.
– Магдалена! – зовет он.
– Ты слышишь меня? Ублюдок!
– Слышал, мама. – Он осматривается, ища что-то. – Мое пальто. Ты его не видела?
Женщина вбегает в комнату. Блондинка. В теле.
– Вам лучше уйти. Быстрее. Вот ваше пальто. Да. Спасибо, что зашли.
– Что ж, я не буду притворяться, что это было забавно, – говорит мужчина и уходит.
– Убирайся!
Блондинка поднимает руку. Она медленно идет ко мне.
– Нет, Дженнифер. Положи на место. Положи, пожалуйста. Ну разве тебе на самом деле нужно было это делать?
Что-то случилось. Какая-то катастрофа. Телефон лежит в прихожей в куче осколков. Холодный ветер обдувает меня, занавески развеваются. Снаружи хлопает дверца автомобиля, двигатель ревет. Я чувствую себя живой, отмщенной и готовой на все. Столько всего еще нужно сделать. О да, гораздо больше.
Из блокнота:
Хороший день. Отличный день, мысли мои почти совсем ясные. Я проверила себя по тесту Mini-cog. Не уверена в годе, месяце и дне, но все отлично со временем года. Не уверена в своем возрасте, но женщину в зеркале я узнаю. В волосах еще есть рыжина, темно-карие глаза не померкли, морщины вокруг глаз и на лбу указывают если не на то, что я много смеюсь, то на то, что чувство юмора у меня точно есть.
Я знаю свое имя: Дженнифер Уайт. Знаю адрес: Шеффилд, 2153. Весна наступила. Запах тепла, влажной земли, обещания обновления, все пробуждается от спячки. Я открыла окно и помахала соседу на другой стороне улицы, он уже выбивает матрасы, готовясь к ангельскому пению, ярко-алым цветам и сонмам синих бабочек, за которыми не видно кустов.
Вошла на кухню и вспомнила, как готовить крепкий черный кофе, мой любимый: засыпать зерна в кофемолку, вдохнуть насыщенный аромат, пока ножи разрубают твердую скорлупу, отсчитать ложки пахучей темно-коричневой пыли и засыпать их в кофейник, налить туда холодную воду.
А потом заглядывает Фиона. Моя девочка радует меня. Короткая мальчишеская стрижка, а плечо обвито красно-синей гремучей змеей. Обычно она прячет татуировку, и лишь немногие в ее нынешней жизни знают о бурных деньках ее юности.