Расплата за жизнь
Шрифт:
— Это точно! У него одна болезнь — конский геморрой! — рассмеялся Валерка и продолжил: — От обжорства и сумок, какие не всякий конь поднял бы по лестнице! Он, когда их волокет, пороги и перила на лестнице дрожат. А сам, как скотина, воняет. На площадку не выйти. Всякий день у них попойки были. Недавно угомонился. Да и то потому, что Тоська пригрозила к своей матери с детьми уйти от него насовсем.
— А сама не пьет?
— Нет. И детей от этого бережет. Хочет их людьми вырастить. К бабке с дедом возит в Зеленый Ров каждый
— Выходит, не очень ладит с мужем?
— Черт их маму знает! — отмахнулся Валерка.
И завел разговор о девчонке, с какою недавно познакомился.
— А вот и я! — внезапно вошла в комнату Варвара Михайловна, и Валерка, увидев мать, сразу умолк о своей девушке.
— Здравствуй, Вадим! — подошла к гостю. — Совсем взрослый стал. И уже седина на висках. А я тебя еще мальчонкой помню.
— Уже сам отец. Четверо детей есть!
— Вот как! Счастливый! А мой только в госпитале четыре года пролежал. Потом в пансионате для инвалидов, опять в больнице. Три раза гангрена начиналась. Чуть не потеряла я своего мальчонку. Когда привезла его в нашу коммуналку, он руки на себя хотел наложить. Спасибо соседям — вовремя вошли. Помешали. Вытащили из петли. Я после этого из дома выйти боялась. В коммуналке мы много лет вместе прожили. Все как одна семья. Ты же был у нас там. Сам знаешь: чихни — сосед здоровья пожелает, — рассмеялась Варвара Михайловна.
Мало–помалу разговор зашел о гадании, о клиентах, о соседях, какие навещают семью Горбуновых каждый день.
— Уж как я боялась Тоськи Быковой! Один Бог знает. Впускать не хотела. Оказалось, женщина душевная, хорошая.
— Зато у нее мужик говно! — не выдержал сын.
— Какое нам дело до него. Мы с ним не видимся. Только здороваемся иногда, когда в подъезде сталкиваемся. Что делать? Сосед!
— Как же так? Она хорошая, а он — дерьмо! Одна же семья! Непрочно у них! — обронил Вадим.
— Между нами говоря, ты же ее все равно не знаешь, у Тоськи поклонник завелся. Это ей на картах выпало. Ну, я и сказала. Она вспыхнула вся.
И говорит мне: «Ничего меж нами не было!» Я ей в ответ: мол, не назвала же я его твоим любовником. А поклонников может много быть. Это не унижает, не позорит.
— Знаю, что приглянулась ему. Да только что толку с того? Муж просил этого человека встретить получше. Он приезжий. Из Риги. К мужу по делам наведался. Ненадолго. Скоро уедет и забудет меня.
— Ну я ей сказала: мол, ошибаешься, девонька. Не забудет, свидеться еще доведется. Не зарекайся ни от чего. Тоська вся покраснела, в комок сжалась: «Меня Кешка убьет, если что». Не стала я ей ничего говорить про мужа. Его плохая судьба ждет. Очень плохая.
— Да что с легавыми может случиться? Ну, измолотят его на базаре. Так ему к тому не привыкать, как на собаке заживает! Через неделю он отловит тех. Так оно и крутится. Такие беды у всех. Выживают сильные. А Быковы теперь в
— Не скажи, сынок! Случается такой поворот, что и крепких седоков выкидывает из саней.
И головы сворачивает. Быковы тоже не заговоренные. Жаль, что из–за них другим худо придется.
— Ты ж на Тоську гадала. При чем тут ее муж?
— Ох, сынок! Они же покуда одной семьей живут. И карта падает общая. Ты уж извини, Вадим, мы все время спорим. Давайте же чаю попьем, — предложила Варвара Михайловна.
— А мне интересно вас послушать, — отказался Соколов от чая.
— Да брось ты, Вадька! Ну их к черту, эти бабьи забобоны! — запротестовал Валерий, соскучившийся по общению с другом. Но Вадиму хотелось получить как можно больше информации о Быкове.
— Не бабьи забобоны, сынок! Вот ты что думаешь? Познакомился с женщиной, а я про то не знаю? — усмехнулась Варвара Михайловна. У Валерия беззвучно открылся рот. — Знаю, только у нее ребенок имеется. Она с мужем разошлась. Мальчонке лет пять. Не больше. Отца ему ищет. Свой кобель был. Пил. Колотил ее. Она теперь серьезной стала. И тебе не враз поверит. Хотя видеться будете. Но если поженитесь, то не скоро.
— Варвара Михайловна! А почему жене Быкова не сказали, что ее мужа ждет? Или нельзя говорить? такое? — заинтересовался Соколов.
— Можно сказать. Но пока не стоит.
— Почему?
— Не время. Не выдержит баба. Сорваться может. Надо, чтобы сама поняла, к чему все идет.
— И поймет?
— Да кто ж ее знает? Она теперь беременна. Третьего ребенка под сердцем носит. Уже на второй половине. Скажи ей правду — дитя скинет. А это — жизнь. На нее, кроме Бога, никто прав не имеет.
— А что может случиться в семье, где муж семью обеспечивает, как никто другой? — удивлялся Валерий.
— Не в сытости счастье, сынок. Жирные куски всегда поперек горла стоят. Не весь свет в пузе, коль в душе темно. Иной хлеб водой запивает, а живет в радости. Тоська каждую ночь подушку слезами поливает. Кешка всякий день лишь под утро возвращается. Каково беременной бабе с этим смириться?
— Видно, работает много? — вставил Соколов.
— Гуляет он от нее. И пьет! В том его дело.
Ну да недолго ему осталось. Ох, недолго конь без уздечки ходит. И этому хомут на шею натянут. Тяжкий. Вот тогда ему отрыгнутся ее слезы.
— Интересно, с чего он пьет? С какого горя?
— Жир в заднице завелся лишний. И еще кое–что. Оно ведь как — что отнято и украдено, никогда
не пойдет впрок.
— Украдено? — деланно удивился Вадим.
И заметил, как смутилась Варвара Михайловна, прикрыла рот рукой, сказав:
— Это я уже лишнее болтнула. Хотя отнятое и украденное — в картах одно и то же. Вы не очень обращайте на меня внимание. Просто бабу жаль.